Глухая Мята

Григорий досадливо фыркает — не получается у него дикторский тон, не может говорить внушительно и четко, а разговаривает по рации так, словно беседует с женой после рабочего дня. Он спокойно усаживается возле микрофона, аккуратно раскладывает бумаги, блокнот, говорит в черный глазок:

— Записывай, Лиза! А коли не успеешь, передай Сутурмину на словах… Темпы мы не снизили, но и приросту большого не достигли. На сегодня заштабелевано четыре тысячи сорок шесть кубометров… Скажи директору, Лиза, что судостроя мало — кубометров семьсот. Крепеж, правда, дадим!

— Передавайте цифры! — металлически сердится динамик.

— Цифры и передаю! — удивляется Семенов. — Одним словом, на судострой надеяться нечего. Зато пиловочник отборный.

Радистка еще два раза перебивает Семенова, Виктор и Борис делают страшные глаза, но бригадир, отмахиваясь от них, продолжает невозмутимо беседовать с динамиком, обращается к нему дружески и несколько фамильярно:

— Не перебивай! Горючего хватит! Пусть Сутурмин не заботится!.. Кстати, где он? Почему не пришел к рации?

— Уехал в Томск! В следующую пятницу будет на связи с вами.

— Хорошо! Трактора в порядке. Скажи ему. Он за машины беспокоится… У меня все! Что нового в леспромхозе?

Бесстрастным, патефонным голосом радистка сообщает поселковые новости: план марта выполнен на сто один процент, сортиментная программа тоже, и за перевыполнение ожидается премия. Получили шесть дизельных тракторов, десять бензомоторных пил «Дружба», новый трактор КДТ-60. Вчера привезли, наконец, баббит для заливки подшипников.

— Всем товарищам из Глухой Мяты привет от семей! — тем же монотонным голосом продолжает радистка. — Вчера выдавали зарплату. Ваши семьи получили. Сегодня по разрешению директора у рации сын Ракова — Миша, дочь Никиты Федоровича — Клавдия… Миша, скажи что-нибудь папе… Вы, мамаша, не трясите ребенка, он сам что нужно скажет!

Георгий Раков проталкивается к рации. На него смотрят, и поэтому уже на полпути он принимает обычный самоуверенный и надменный вид, словно давно знал и был уверен в том, что именно его сына сегодня приведут на радиостанцию.

Динамик шипит, потрескивает, потом слышен прерывающийся голосок:

— Папа, здравствуй! — Затем пауза, а после нее — без остановок, без передышки — выливается длинная булькающая фраза: — Мы живем хорошо, гуляем, купили пальто, пуговиц много-много, до свидания, приезжай, папа… — А в заключение раздается поспешное: — Мы все целуем тебя, Георгий! Приезжай скорее!

Это голос жены Ракова — Лены. После нее к рации подходит дочь Борщева, и Никита Федорович приосанивается.

— … Мама занята, даже на станцию не пошла. Ты, говорит, обскажи ему все… Семена капусты и помидоров купили на базаре, та женщина, что продала, говорит — хорошие, всхожие. Зорька доится, вчера — дала двенадцать литров…

Обстоятельный, деловитый голос борщевской дочери, ее рассказ о хозяйственных делах настраивают лесозаготовителей на задумчивый лад — почти у всех есть огороды, коровы, свиньи…

— Картошки на посадку хватит! — повествует дочь Борщева. — Всю перебрали.

Задумываются лесозаготовители. К огородам люди так привыкли, что сами не знают — нужны ли, выгодны ли? Зарабатывают хорошо — на покупку овощей хватит, но как-то не хочется тащить с базара то, что можно вырастить самим. Уютнее, домовитей бывает человеку, когда в огороде синими звездочками цветет картошка, пошевеливают листиками бочковатые муромские огурцы, а в оградке полыхают маки. Занятно, весело строгать осенью тугие кочаны капусты, хрумкать кочерыжки; хорошо укладывать осенью в прохладное подполье морковь, пахнущую укропом, и укроп, пахнущий морковью. Любо человеку заготовлять на зиму брюкву, репу, тыкву, шелушить по вечерам коробочки мака.

Щекочущими, вкусными запахами наполняется дом, пропитываются одежда, руки — осень пахнет укропом и увядающей землей. Еще очень тепло, солнечно; над огородами, над улицами плывут длинные седые паутинки с маленькими хитрыми паучками; кружась, падают желтые листья.

Сухие листья везде: на дорогах, на крышах, на одежде, на кабинах тракторов и автомобилей. Они скорлупками лопаются под ногами, шелестят, разговаривают, от них пахнет сладковатой гарью и укропом. Прожилки на листьях как вены на нежной руке ребенка.

Хорошо кругом. Не хочется думать о длинной зиме, о двухметровых сугробах. Лето хранится в подпольях: брякнет зимой крышкой хозяйка, нырнет в пролет пола, в запашистую темноту — и смотришь: целенькие, хрусткие лежат на столе огурцы, голубой укроп, редька, капуста с краснинками брусники. Не стол, а огород в доме запасливого лесозаготовителя…

Заботятся люди: перебрали ли дома картошку для посадки, готовятся ли высевать рассаду, записались ли на очередь пахать огород?

— Главное бы, на очередь записались! — тревожится Петр Удочкин.

— На очередь запишут! — отзывается Раков. — Нас запишут!

— Это, как говорится, так!