Глубокое ущелье

Керим словно ничего не замечал. Руки его беспомощно лежали на коленях. Он не отрывал взгляда от лица брата, точно ждал, что Демирджан вот-вот откроет глаза.

Орхан никак не мог решить, надо ли вынуть стрелу и чем накрыть тело. Каждое прикосновение к трупу болью отозвалось бы в оцепеневшем от горя сердце Керима Челеби. Заметив неподалёку башлык убитого, Орхан поднял его с земли, повертел в руках. «Зачем он снял чалму? И куда ее положил?» Орхан быстро направился к шатру.

Шатер, где Демирджан жил вместе со своим помощником армянином Торосом, был, как всегда, прибран. Никаких следов схватки. Лук, колчан и даже знаменитая сабля работы Каплана Чавуша — оба досталась Демирджану в наследство от отца Рюстема Пехливана — висели на столбе. У входа Орхан увидел греческую суму. Нахмурился, взял суму, опростал ее.

В медных чашках — жареное мясо, сметана, йогурт, в деревянной коробочке — масло, сухое печенье и брынза. Сладкие пирожки с орехами и хлеб завернуты в белоснежную тряпицу. Все приготовлено с любовью, как готовит хорошая, чистоплотная хозяйка для дорогого ей человека.

В глазах Орхана впервые вспыхнула ненависть. Он взял барабан, бесшумно ступая мягкими сапогами по траве, вышел из шатра и, точно желая выместить на нем всю свою ярость, стал отбивать сигнал боевой тревоги.

— Дан-дан-дан! Дан-дан!.. Дан-дан-дан! Дан-дан!..

Время от времени он останавливался, прислушиваясь, нет ли ответа из деревни.

Когда там подхватили сигнал, бросил барабан и, обойдя Керима стороной, чтобы не беспокоить, побежал к лугу.

На лугу, где Демирджан обычно пас коней, было пусто. Орхан схватился за пояс, испуганно огляделся. Переодеваясь для игры в яхи, он бросил саблю и забыл снова надеть ее, а Керим вообще не любил носить оружие. Орхан мысленно выругал себя. При виде мертвого Демирджана он решил было, что его убил какой-нибудь караджахисарский ратник, приревновав к Лие, а убийство в спину приписал малодушию убийцы. Убить врага в честной схватке, позволив ему взять в руки оружие, не считалось большим преступлением в пограничных уделах. Семьи стали бы кровниками, и только. Но убить в спину знаменитого объездчика Кара Осман-бея, угнать его боевых коней значило бросить открытый вызов уделу. Осматривая разбросанные по лугу колья, Орхан увидел стрелу, которой была ранена собака, поднял ее и, нахмурив рыжие брови, хотел было воткнуть в землю, но передумал. Да, это было не простое конокрадство. Черноперые караджахисарские стрелы были явным вызовом или уловкой, чтобы подстрекнуть соседа на набег. Мысли о болезни деда, о спорах дяди Дюндара Альпа с отцом беспорядочно пронеслись у него в голове. Он вернулся назад, размышляя, как ему вести себя с крестьянами.

Керим по-прежнему сидел в полном оцепенении. По одному, по два сбегались крестьяне-греки с топорами, тесаками и косами, окружили тело Демирджана.

Видно было, любили своего сипахи. Женщины и девушки подняли плач. Поп Маркос, опираясь на суковатую палку, вскинул руку, призывая к молчанию:

— Что ж это, Орхан-бей?

— В гостях у Демирджана-ага была Лия-ханым?

— Да.

Снова запричитали женщины. Поп Маркос бросил на них строгий взгляд, но ничего не сказал. Бесшумно ступая по траве в старых сандалиях, подошел к Кериму, положил руку ему на голову.

Керим, не узнавая, глянул темными глазами на белобородого старца. Лицо у Керима осунулось, щеки ввалились. Он попытался улыбнуться. Под исполненным сострадания взглядом Маркоса постепенно таяла смертная тоска, заморозившая сердце. Он приходил в себя. Облизнув пересохшие губы, хотел что-то сказать, но лишь в отчаянии провел рукой по щеке. Из глаз хлынули крупные слезы.

— Терпи, сын мой! Ты должен прощать, пока можешь. Сказано: «Поднявший меч от меча и погибнет. Пустивший стрелу от стрелы падет». Безгранична мощь всевышнего. Зло будет наказано. Ведь ты из тех, кто знает священные книги! Перед лицом несчастья долг познавших — терпение! — Он обернулся к Орхану.— Пусть господина нашего отнесут в шатер. Прикажите вытащить стрелу.

Орхан заморгал глазами, будто не понял.

— Да... Пусть вытащат... Но не потеряйте ее... И пригоните арбу...

Священник взял Керима за плечи, поднял, как малого ребенка.

— Под этим небом всему свое время и всему свой час. Время рождения и время смерти. Час поиска, час обретения и час потери. Мы должны нести бремя, возложенное на нас господом! — Закрыв глаза, он прислушался к рыданиям женщин.— Вся община оплакивает ушедшего, поминает его добром!

— Не столько в словах, сколько в голосе его звучало утешение.— Да будет рай его обителью, аминь!

Мужчины обнажили головы, перекрестились. Женщины встали на колени. По знаку Маркоса один из юношей побежал в деревню за повозкой. Четверо понесли тело Демирджана в шатер.

Не сознавая себя, Керим шел за телом брата.

Орхан отвел попа в сторону.

— Это не личное дело, отец Маркос! Они не только убили Демирджана-ага, но и угнали коней моего отца.

— Да что вы! Кто мог решиться на такое?

— Дознаемся. У вас в деревне есть следопыты?

— Следопыты? — Маркос помолчал, потом улыбнулся.— Если крестьян спросить, на меня укажут.

— Не может быть, отец!