Глубокое ущелье

— На это, Акча Коджа-бей, ты ответил вот что... Они хотели помешать наказанию гермиянца: отложим, мол, после пятничной молитвы... А ты сказал: «Справедливость прежде молитвы». А на совете сказал Дюндар-бею: «Рынок устроить нелегко. Для чего торговцы, купцы да крестьяне, держась за хвост скотины, везут добро на базар? Чтобы пропитание себе обеспечить да залатать прорехи. За этим по горам тащатся, грудью добро свое в пути закрывают. Нет у купцов ни поля, чтобы его засеять, ни мельницы, ни скота, ни садов. Упаковав товары, взвалят они вьюки и тюки и бредут по дорогам, перекрытым разбойниками, жизнью своей рискуют. Надеются вырученные от торговли деньги сохранить, уверены, что не обманут их кадий и субаши со стражниками, блюдущие порядок на рынке. Пусть же не думает пьяный пакостник гермиянец подстрекать нарушителей порядка, не рассчитывает, когда в голову ему взбредет, под защитой бейской сабли грабежом заниматься». И еще сказал ты: «Не бывает рынка без хозяина, Дюндар-бей! Торговцы да купцы тоже не должны народ обманывать. Пусть стоят на площади весы, правильный вес показывают. Ольчеки, киле и халка — все меры должны быть истинными. На того, кто в бекмез воду добавляет, снятое молоко за неснятое выдает, палка нужна. Следить надо, чтобы не было денег стертых, неполновесных, фальшивых, чтоб рынок был достоин названия своего. Под сенью меча рынок должен торговать спокойно. Нужна твердая рука, чтобы радовать праведных и устрашать мошенников. К тому же,— сказал ты,— не пристало бею самому за каждой собакой гоняться, ему подручные нужны. А подручный — слуга. Не накормишь, служить не будет. Откуда пропитание для него возьмешь, если налоги не установишь? Закон таков: бей держится слугами, слуги — казной, казна — крестьянами, а крестьяне — правосудием. Не будь у бея казны, откуда возьмешь каждый год подарки ильхану в Тавризе, монгольским наместникам, султану в Конье? Чем дань да налоги платить будешь?..» Так сказал ты, Акча Коджа-бей. Но страшные слова были в ответ тебе молвлены. Поднялся Дюндар-бей: «Что значит «подарки»? Ведь это дань, а ее должны платить гяуры. В какой книге записано, чтоб мусульманин платил дань? Не султанской силой, не монгольской властью крепость мы захватили, а трудами гази! Султан есть султан, а мы — беи. Он из рода Сельджука, а мы из рода Гёк Альпа. И мы, хочешь знать, в этот край раньше пришли!» Так кричал он. «Не с властителем Инегёля ратовать надо нам, а Конью взять. Ибо в Огуз-наме сказано: конийский престол завещал роду кайи. Разве ниже мы подлого Караманоглу?..» На это ты, Акча Коджа-бей ответил в сердцах: «Что за слова непристойные да неуместные!»

Акча Коджа и Осман-бей встревожились всерьез. Знали они, что и у стен есть уши. И все же никак не могли поверить, что вражеские лазутчики подобрались к ним так близко.

— Больше всего это задело властителей наших. А Перване Субаши и вовсе из мухи слона сделал. Принялся подзадоривать: «И поделом вам! Станет здесь беем туркмен, обрушит крепости ваши на ваш же головы!»

— Перване Субаши? Что ему-то, собаке, надо среди византийцев?

— Пристал он к шайке Чудара, разве не слышали?!

Глаза у Осман-бея сузились в щелки. Слышать-то слышал, да не больно верилось. После боя за Караджахисар Кёль Дервиш за доблесть свою попросил у него постоялый двор в Кровавом ущелье. Хвастал тогда: «Перекрою ущелье — любую весть из Стамбула и Тавриза на крыльях птицы с утренним ветром принесу!» Первым делом сообщил он о том, что Перване Субаши прибился к шайке Чудара. Только Акча Коджа все смеялся — брехня.

— Вот и решили они вместе собраться, Осман-бей.

— Кто? Сколько их было?

— Властитель Инегёля Николас — раз... Властитель Атраноса Алексий — два. Монгол Чудар. Сдается мне, прислал его Гермиян-бей. Френкский рыцарь Нотиус Гладиус, тюрок Уранха и Перване Субаши...

— А этим подлецам, бродячему френку да тюрку, чего от нас надо?

— Один задумал стать князем Караджахисара. А тюрок — бароном Кровавого ущелья...

— Да что ты! Ни больше ни меньше?