Глубокое ущелье

— Где же ты был до сих пор?

— Нашел в деревне коня и собрался было в дорогу, но пленник меня задержал,— тихо отвечал он, поглядывая на Баджибей, которая ехала немного впереди них.— Слава богу, теперь, кажется, выяснилось, кто наши кровники, Керим Джан! — И он коротко рассказал все, что знал. Начиная с приезда рыцаря Нотиуса Гладиуса в караван-сарай. О том, что произошло там ночью и утром, когда он ушел на охоту, Мавро узнал от пленника.

— Нечего теперь гадать, Керим Джан. Это они. Ночью рыцарь с сотником Уранхой говорили о каких-то конях. Пьяные были оба. Не понравилось это пленнику. Решил: проходимцы, не иначе.

Когда я утром на охоту ушел, проследил он за рыцарем. И если б сестра моя, Лия, не напугала френка отравленным кинжалом, прикончил бы его пленник.— Мавро вдруг ударил себя по колену.— Постой, постой! Ах, черт бы меня побрал!

— Что еще?

— Вспомнил! Еще в караван-сарае рыцарь Нотиус, услышав вопль монаха, прокатившийся по ущелью, спросил меня: «Собака Бенито, что ли?» Теперь тебе ясно?

— Нет.

— Я еще тогда подумал: откуда френк с далекого острова знает имя живущего в пещере монаха? Удивился, а потом позабыл об этом.— Он стукнул себя кулаком по лбу: — Ах, пустая моя голова! Ослеп, видно, я от его посул! Ведь потом делали вид, будто не знают друг друга. А пленник видел тюрка Уранху и монаха Бенито вместе. Вино они пили на дороге к Гремящему ключу... Погоди, погоди! Ах, чтоб меня разорвало, глупца!

— Еще что-нибудь?

— Ты Гремящий ключ знаешь?

— Нет.

— Рыцарь спрашивал у меня про этот ключ. А в знойную пору там всегда располагается банда Чудароглу.

— Ну и что?

— Как что? К кому краденых коней здесь отводят?

— Не знаю.

— А я знаю. Прямо к Чудару. Слава богу, Керим Джан, нашли мы наших кровников! Руку готов на отсечение дать! Пришли они коней воровать. Увидел рыцарь сестру с Демирджаном — яростью подавился: самого-то она отвергла... И еще пленник сказал: «По виду вроде похожи те, кто девушку украл, на тех, кого видел я в караван-сарае». Кто, кроме этих безумцев, поднимет руку на дочь шейха Эдебали? — Он помолчал.— Послушай меня, приятель! Вот что мы сделаем... Сегодня или завтра ночью я схожу к караджахисарцам.

— Брось! На кол посадит тебя Фильятос! Будь уверен — ни с чем не посчитается! К тому же есть твердый наказ Осман-бея: никому не ходить в земли караджахисарского властителя.

— Откуда Осман-бей узнает? Схожу и вернусь. Те, с кем говорить буду, не выдадут меня Фильятосу.

— Нельзя! Клянусь аллахом, скажу Осман-бею.

Мавро знал: Керим не станет зря давать клятвы. Задумался.

— Хорошо, не пойду, но давай договоримся.

— О чем?

— Ни слова об этих двух мерзавцах Орхан-бею.

— Почему?

— Он отцу расскажет. А Осман-бей подымет воинов. Нотиус и Уранха жестокие и, значит, трусы. Почуют недоброе — поминай как звали. Если даже Осман-бей заманит их в ловушку и прикончит — мы ведь все равно в стороне останемся...

— Пусть не трогает их, что ли?

— Конечно! — Мавро скрипнул зубами.— Пусть не трогает, чтобы мы сами отомстили нашим кровникам, своими руками.— Он погрозил Кериму пальцем: — Клянусь аллахом! Скажу матушке Баджибей: «Твой сын трус — хочет, чтобы за его брата отомстили другие». Попадешь тогда под бич отца своего Рюстема. И тут уж сам Эртогрул-бей воскреснет — не спасет тебя! — Мавро перевел взгляд на скакавших впереди девушек. Лукаво улыбнулся.— А еще, приятель, смотри, как бы Аслыхан не узнала...

Достопочтенный шейх Итбуруна Эдебали молча, ни о чем не спрашивая, не шевельнувшись — одна рука в бороде, другая на поясе,— не отрывая глаз от земли, выслушал все, что рассказала ему со слов Балкыз жена. Поднять руку на его дочь значило бросить вызов могуществу всего братства ахи. Если решился на такое санджакский бей Алишар, сомневаться теперь нечего: порядок в стране порушен. Бей Эскишехира и прежде был человеком ненадежным, а после того как появился придурок Хопхоп, стал меняться прямо на глазах. Шейху было известно, что Алишар с кадием начали заниматься в деревне ростовщичеством, но, поскольку до сих пор ремесленным цехам сталкиваться с этим не приходилось, шейх делал вид, что ничего не знает. «Выходит, змея подняла голову раньше, чем мы того ожидали. Угрожая чести нашей, пошли против силы ахи!» Может, они решили, что, боясь позора, шейх попытается спасти перед людьми хотя бы видимость чести. Отдав дочь, свяжет себя родством с беем санджака и волей-неволей станет его опорой. До сей поры шейх полагал, что ему ведом развал, охвативший страну, ибо он следил за ним день ото дня. Но вот ведь что оказалось: всё шло куда быстрей, чем он предполагал. Как же он не подумал раньше, что дело может дойти до открытого вызова, если Алишар, по горло завязший в долгах, собирал вокруг себя в последнее время воинов, даже не заботясь о том, как их прокормить? Слушая жену, он подумал, что давно должен был отдать дочь за Осман-бея, и укорил себя за упрямство.

Он глядел на огонь очага, оглаживал бороду и, как всегда, когда погружался в глубокое раздумье, мял пальцами нос.