Глубокое ущелье

Мавро подбежал к лошадям, схватил деревянную флягу, побрызгал ему водой в лицо. Дрожа, как на морозе, со стонами и всхлипываниями Камаган постепенно пришел в себя.

— Ох, дервиш Камаган, назвала ли буря имена моих кровных врагов, чтоб им пропасть?

Дервиш рассеянно смотрел на Баджибей, напрягая память.

— Не сказала, Баджибей! Потому что враги ваши — люди нездешние, из чужих краев.

— Что же сделал мой Демирджан чужеземным людям? — Она повернулась к Мавро: — Что могла сделать им моя дочь Лия?..

Мавро смешался, опять подумал о рыцаре Нотиусе Гладиусе и тюрке Уранхе. Но решил, что лучше поговорить об этом с Керимом с глазу на глаз.

Баджибей, не заметив его растерянности, снова обернулась к дервишу:

— Как быть, спрашиваю, Камаган? Что делать?

— Пока ничего. Надо погадать на павлине, призвать лебединый дух, сесть на белую кобылу. От сегодняшнего дня отсчитай еще три, на четвертый — приходи.

— Могу ли надеяться, Камаган? Скоро ли я отомщу?

— Что сказал всевышний? «В лихую пору назови мое имя». Кто научил людей рыбу на крючок ловить, Баджибей? Охотиться на белок, приручать коней, ткать ткани из шерсти и хлопка, шить, косить? Кто научил, бестолковая Баджибей? И главное, кто научил их сделать колесо?

Баджибей опустила голову.

Мавро задумался. «Почему эта свинья рыцарь так долго расспрашивал о делах Эртогрул-бея?» Он со страхом глянул на дервиша. Сморщенные щеки монгола обвисли. Он все еще тяжело дышал. По земле пронеслась тень большой птицы... Костер давно догорел. Ветер играл углями. Вокруг не слышно было ни звука.

И вдруг тишину разорвал далекий стук барабана. Все насторожились. Бой барабана доносился из долины и будто стлался по земле. Сдерживая дыхание, они пытались разобрать значение сигнала.

Камаган первый понял, что это зов о помощи, и с громким воплем, эхом отдавшимся в скалах, бросился к барабану:

— Скорее, Баджибей! Благодарение всевышнему, низвели мы наших врагов с небес на землю! Скорее!

Камаган неистово заколотил в барабан сигнал «на помощь!». Гости его бросились к коням, сорвали с них торбы, затянули подпруги и помчались вниз, в долину. Теперь мужчины скакали впереди, женщины — сзади. И долго еще доносился до них крик Камагана:

— Проклятый враг напал! Держитесь стойко!

Отправляясь на ворожбу, они не взяли с собой ни луков, ни стрел. А ведь Каплан Чавуш всегда наказывал: «Кто хочет стать воином — да не ленится всюду носить при себе оружие. Сорок лет понапрасну его таскаешь, а однажды сгодится. Настоящий воин и в первую брачную ночь с оружием не расстается».

Первый сигнал барабана прозвучал со стороны деревни Дёнмез, и потому, спустившись в долину, они повернули к ней. Гром барабанов растекался по степи, как ливень. И только проклятое болото не издавало ни звука. Колышущиеся камыши, словно кокетливая продажная девка, завлекали в свои предательские объятия.

Чтобы заманить конокрадов в засаду, Осман-бей велел выпустить на деревенский выгон трех лучших боевых коней. И в помощь Торосу прислал дервишей-голышей под командой Пир Эльвана — они, как выяснилось, оказались настоящими воинами. Все крестьяне, способные держать оружие, денно и нощно были настороже, прислушивались к каждому шороху, не смыкали по ночам глаз.

— В этот раз не уйдут, Керим Джан.

— Не понял.

— В этот раз, говорю, не застанут нас врасплох, не ударят нам в спину!

— Выскочить бы на пригорок, посмотреть...

— Нельзя. «Любая тропа лучше бездорожья»,— говаривал мой покойный отец. Подстегни коня... Не то женщины догонят, опозоримся!

Дорога вилась среди невысоких холмов, скрываясь за частыми поворотами, и грохот барабанов то усиливался, то затихал.

Завтра в Сёгюте базарный день. По дороге тащились на торжище крестьяне из близлежащих деревень. Заслышав сигналы барабанов, они перепугались. И теперь при виде скачущих во весь опор всадников сходили на обочины. Жались друг к другу и не отвечали на вопросы Керима, когда он останавливался и пытался узнать у них причину тревоги.

Обогнув последний холм и выскочив в долину, они увидели у самых тростников небольшую группу людей: всадники спешились, склонились над землей.

Мавро взмахнул кнутом, но Баджибей остановила его:

— Погоди! Мы ведь без луков. Опасно подъезжать, не зная, что за люди. Пусть кто-нибудь скачет вперед один...

— Вижу поганого голыша Пир Эльвана! — не дав ей договорить, закричала Аслыхан.— Скорее, Баджибей! — И, не дожидаясь ответа, рванулась вперед. Остальные, пришпорив коней, пустились следом.

Подъехав, они увидели лежащую на земле дочь шейха Эдебали Балкыз. Она еще не пришла в себя. Здесь были одни мужчины, и потому никто не решался к ней притронуться. Баджибей и Аслыхан соскочили с коней.

— Эй, что случилось! Что с ней?

Пир Эльван с обнаженной саблей ходил вокруг девушки, отгоняя всякого, кто, как ему казалось, подходил к ней слишком близко. Он совсем потерял голову — отца родного, наверное, не узнал бы.

В его ушах беспрестанно звучал наказ Тороса: «Глаз с нее не спускай, Пир Эльван! Что случится, с тебя спрошу!»

— Назад, прикончу!

Узнав наконец Баджибей, он удивился и обрадовался.