Глубокое течение

Майборода вздохнул и понес последние ведра. Они были значительно тяжелее предыдущих, потому что командир вместе с остатками воды зачерпнул и немало песку.

II

Оставшись в землянке один, Приборный подумал о тех, кого в эту минуту не было в лагере. Многие были в дороге, выполняли боевые задания. Он с отцовской тревогой в сердце думал о каждом из них. Но больше всего он тревожился об одном: «Андрей! Где он, наш легендарный Андрей? Почему долго не возвращается? Добрался ли он?»

Об Андрее Буйском думал не только один командир. Его возвращения из Москвы нетерпеливо ожидали все сто пятьдесят человек в отряде — он был их посланцем в столицу. Правда, еще осенью из отряда было послано в Москву пять человек, но, видно, погибли хлопцы, потому что уж сколько времени прошло, а о них никаких вестей. И вот два месяца тому назад послали Андрея — одного. И все были твердо уверены, что он дойдет, побывает в Москве и вернется обратно. По вечерам или за обедом в партизанской землянке часто можно было услышать разговоры о нем:

— Эх, братки, где это наш Андрей сейчас?

— Гуляет, поди, по Москве. Где-нибудь в театре, а то в кино…

— Ну, времени у него не будет расхаживать там.

— А ты что думаешь: попасть сейчас в Москву и не побывать в кино?.. Нет, братцы, кто как, а что до меня, так я, пожалуй, не удержался бы от такого соблазна.

— А вдруг он?..

— Что «вдруг»? Терпеть не могу людей, которые всю жизнь во всем сомневаются. Я таких бы из отряда гнал. Андрей не такой, как ты, раззява… Он через огонь и воду пройдет и сухим выйдет. Вот что значит наука. Жалко, что я, лентяй, учиться не хотел. Семь классов окончил и решил, что я самый образованный человек на свете…

— А ты думаешь, что и ты таким бы, как Андрей, был? Не так твоя голова устроена. На это, брат, нужен особый талант.

Андрей Буйский был светлой сказкой в их трудной лесной жизни. Все партизаны помнили, каким образом он и Майборода появились в отряде. Однажды утром, перед октябрьскими праздниками, группа партизан набрела в глубине леса на сверкающий лаком лимузин. Появление такой роскошной машины в этом глухом месте очень удивило их. Но, подойдя к машине, они удивились еще больше: на переднем сиденье, у руля, лежал человек в обыкновенной засаленной одежде, а на заднем — офицер-эсэсовец. Мундир, ремни, погоны — все на нем было с иголочки. Хлопцы сначала подумали, что оба они убиты, но когда попробовали открыть дверцу машины, офицер вскочил и направил на них пистолет. В ответ партизаны показали ему несколько гранат. Тогда он весело рассмеялся и начал трясти за плечи того, кто лежал на шоферском сиденье.

— Вставай, Борода, приехали, — сказал он на чистейшем русском языке.

Партизаны их обезоружили и, окружив машину торжественно вкатили ее в лагерь.

Сначала, конечно, не верили рассказу пленных. Но того, который был в офицерской форме, неожиданно узнала партизанка Рита Песоцкая.

— Да это же аспирант филологического факультета нашего университета. Я его три года знала, еще когда он студентом был. Фамилия его Буйский. Вот гад! Значит, он был шпионом!

— Никаким он шпионом не был, гражданочка. Был он хорошим советским человеком и до смерти останется им, — обиделся за товарища второй, как впоследствии выяснилось, шофер этого же университета Петро Майборода. По документам, которые они привезли, Лесницкий и Приборный поверили им, их рассказу.

Андрей Буйский в начале войны должен был уехать с университетом на Восток, но не успел, и остался в городе, оккупированном немцами. Используя знание немецкого языка, он начал с помощью Майбороды свою войну против захватчиков. Переодеваясь в форму немецкого офицера или солдата, он приставал к немецким частям, забирал оружие, устраивал диверсии и бесследно исчезал. В последний раз он, в форме офицера фельдсвязи, явился в немецкую железнодорожную комендатуру, остался там на ночь, вечером выпил как следует с комендантом, а ночью придушил пьяного фашиста и, забрав все документы, уехал на его машине. Майборода ждал его в условленном месте. В то время они уже знали, что в ближайших лесах действует большой партизанский отряд, и решили во что бы то ни стало найти его. Разыскивая партизан, они ездили по лесу два дня, пока не сожгли весь бензин. Тогда-то и набрели на них партизаны Лесницкого. В отряде друзья стали замечательными разведчиками. Правда, Лесницкий не позволял Андрею производить диверсии под видом гитлеровца.

— Этот маневр надо оставить для более важного дела, — объяснял он Приборному, который тоже был любителем рискованных действий.

Таким первым важным делом и явилась командировка Буйского в Москву.

И вот теперь все с нетерпением ожидали его возвращения. Но, вероятно, больше всех волновался за него все-таки Приборный. Он тревожился о Буйском не только как командир, который дал солдату опасное задание и для которого очень важны результаты выполнения этого задания, но и как-то еще по-другому — возможно, так, как волнуется отец за сына.

«Ах, Андрей, Андрей! Где ты, сыне, сейчас?»