Глубокое течение

— Нельзя не брать, Танюша… Нельзя к зверю идти с голыми руками. Пускай… Обыска он у меня не будет делать. А если…

Он посмотрел на дочь и не закончил мысли, но Татьяна поняла его.

— Пошли, — сказал Карп.

В хате, против столов, на которых лежал убитый, был поставлен третий стол, принесенный солдатами из соседней хаты. На нем уже стояло несколько бутылок вина.

Карп поставил водку, выложил из корзины закуску. Визенер все осмотрел, понюхал и удовлетворенно улыбнулся.

На кухне топилась печь и суетились солдаты, приготовляя пищу. Им помогала Пелагея. Солдаты громко разговаривали. Один из них убил топором кота, подкравшегося к жареной курице. Немцы загоготали. Визенер выглянул из комнаты и приказал им замолчать.

За стол Визенер сел один, поставив у дверей двух вооруженных солдат. Но прежде чем начать пить и есть, он приказал Маевскому съесть от каждого блюда по выбранному им куску — проверял, не отравлена ли пища.

Маевский послушно выполнил его приказ. Визенер успокоился и налил себе вина. Подняв стопку, он с едва заметной иронией усмехнулся и прошептал:

— За жизнь…

После третьей стопки Визенер опьянел. Он поднялся, обошел вокруг стола, на котором лежал убитый, и приказал выпрямить его согнутую ногу. Но нога уже одеревенела. Застыла и рука, которую Редер прижал к простреленному виску. Широко открытый глаз ледяным осколком смотрел на Визенера. Визенер дотронулся до глаза пальцем, но отдернул руку, словно от огня, сел к столу и снова принялся за еду.

Во всей этой сцене было столько омерзительного и ужасного, что у Татьяны похолодело сердце. Только присутствие отца подбадривало ее.

Визенер повернулся к ним спиной, видимо, забыл о них. Татьяна с отцом сидели молча. Это было и мучительно и оскорбительно. Казалось, легче умереть, чем вот так сидеть и смотреть на этот дикий обед возле трупа. Татьяна даже позавидовала мачехе, смело выходившей из комнаты на кухню и во двор. Ей тоже захотелось выйти во двор, уйти в сад, в лес и дышать, жадно дышать свежим осенним воздухом. У нее кружилась голова.

Маевский время от времени посматривал на дочь, кивал ей головой и заставлял себя бодро улыбаться. Он хорошо понимал ее состояние, потому что у самого на душе было не лучше. Все внутри у него горело от ненависти, и он с силой сжимал в кармане рукоятку револьвера.

За окном замычали коровы — возвращалось с пастбища стадо.

Татьяна встрепенулась, поняв, что уже вечер, что приближается ночь. Ей стало страшно.

«Что будет, когда наступит ночь? Что захотят, то и сделают, — подумала она. — Но к чему думать об этом!» — и, чтобы отогнать тяжелые мысли, она обратилась к отцу:

— Скоро ночь, тата…

— Ночь, — почти бессознательно повторил Карп, но, посмотрев на дочь, прошептал: — Что ты дрожишь? Не бойся, глупая, говорю тебе…

Со двора в комнату стремительно вбежала раскрасневшаяся, взволнованная Пелагея и с криком бросилась к ним:

— Ну, чего вы расселись тут, как святые? Чего? Там корову повели!.. Вот, вот ведут ее, красулечку нашу! — заголосила она.

Карп и Татьяна посмотрели в окно. Трое солдат провели мимо дома их корову.

— Ну, чего вы сидите? Чего? — кричала Пелагея.

Офицер обернулся и смотрел на них, ничего не понимая.

— Ну, чего ты вылупил зенки, старый пень? Проси… Проси офицера: пускай отдадут корову, пока не зарезали, — продолжала голосить Пелагея.

— Пошла ты к дьяволу со своей коровой! — злобно огрызнулся Карп и отвернулся от нее.

Пелагея, не ждавшая такого ответа, застыла на месте с открытым ртом.

Визенер, выслушав своего переводчика, вскочил с места и уставился пьяными глазами на Маевского. Лицо его перекосилось от злобы. Несколько мгновений он ловил ртом воздух, как выброшенная из воды рыба, ни слова не в состоянии вымолвить. Наконец громким, визгливым голосом выкрикнул по-русски:

— Встать!

Маевский поднялся, не вынимая рук из карманов. Встала и Татьяна.

Визенер дрожащими руками рванул из кобуры парабеллум и сделал шаг по направлению к ним.

Маевский шагнул в его сторону и нащупал в кармане спусковой крючок револьвера.

Некоторое время они смотрели друг другу в глаза. Визенер держал оружие опущенным, и поэтому Карп не спешил, уверенный, что, прежде чем тот направит на них парабеллум, он успеет выпустить весь барабан. Визенер вдруг увидел перед глазами висевшую в воздухе и очень медленно приближающуюся к его виску маленькую пулю. Он пошатнулся, схватился рукой за край стола, на котором лежало то, что три часа тому назад было лейтенантом Редером, повернулся и увидел вытаращенный глаз убитого. Глаз этот смотрел на него с укором и злостью, как будто говорил: «Ты жив, обер-лейтенант… А меня подставил под пулю. Смотри, пуля эта приближается и к тебе…»

Визенера охватил страх, и он выскочил из комнаты, опрокинув стол. Часовые и переводчик бросились за ним.

Не оглядываясь, Визенер добежал до машины, остановился и посмотрел на дом. Оконные стекла были кроваво-красными от лучей заходящего солнца. А ему показалось, что на окнах — кровь и в окне во весь рост стоит Редер.

— Сжечь! — заскрежетал он зубами, показывая на дом.