— Конечно. Конечно. Будь как дома. — Я отпер дверь и широко распахнул ее перед Кейт. Внутри было не прохладнее, чем снаружи. Слава Богу, что я опять начал обращать внимание на температуру значит, ступор проходит.
Кейт вошла, и я прикрыл за ней дверь.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила она.
— Отлично. Отлично. А ты?
— Ничего не отлично, я же вижу. Я знаю, что на тебя подействовала смерть Эллиота, но, видимо, еще что-то стряслось?
— ЕЩЕ что-то? Сегодня я убил человека. Убил. Эллиот Пардо больше не увидит солнца. Он больше не будет жаловаться на жару, не возьмет в руки денег.
— И все-таки я не понимаю. Мне его жалко, но неужели ты всегда так реагируешь? Ты сильный мужчина, у тебя опасная профессия. Я думала, что кто-кто, а ты мог уже с этим свыкнуться.
— Не знаю, — проговорил я, подняв глаза на Кейт. — Может, когданибудь и привыкну. Но это первый человек, которого я убил.
Кейт изумленно раскрыла рот. Тут же, овладев собой, сомкнула губы, потом хотела было что-то сказать, но промолчала. Подошла ко мне, обняла, притянула к себе. Я тоже обнял ее, так крепко, что она поневоле перешла к решительным действиям.
Наконец она сказала:
— Пойдем где-нибудь поужинаем.
Я кивнул, дивясь, что день так быстро пролетел.
Мы поужинали в полном молчании, но когда официант унес последние тарелки, Кейт спросила:
— Почему же ты выбрал такую профессию, если смерть на тебя так действует?
— Во-первых, я сам этого не знал до сегодняшнего дня. Оказывается, смотреть на мертвецов — это одно дело, а знать, что ты лично отправил этого человека на тот свет… — Я отхлебнул кофе. — А профессия мне понравилась из-за головоломок. Головоломки и чувство удовлетворения от того, что с блеском решаешь чужие проблемы.
— По твоей фигуре не скажешь, что ты только и делаешь, что ломаешь голову над ребусами.
А ведь предостерегал я ее от дешевых стереотипов… Ну ладно.
— Мне радостно осознавать, что я в силах за себя постоять. Это же не значит, что я обожаю избивать всех встречных или что в голове у меня космический вакуум.
Кейт уселась поудобнее:
— Может, я что-то могу для тебя сделать, помочь?
— Не знаю.
— Куда делось твое чувство юмора? Я думала, ты все на свете воспринимаешь со смешной стороны.
— Знаешь, иногда мне кажется, что это самое, как ты выразилась, чувство юмора — проклятие какое-то. Я вовсе не стараюсь веселить людей, а просто болтаю что в голову придет. Мне плевать, покажется ли это кому-то смешным, но некоторые видят во мне бесплатного шута и обижаются, когда я обманываю их ожидания.
— А мне это твое свойство нравится, — проговорила она. — И всетаки, знаешь, не переживай ты так из-за этого Эллиота. Совесть — это как боль: и боль, и совесть заставляют задуматься о совершенном проступке и впредь быть осторожнее. Но самого себя изводить бессмысленно. И не смей вешать мне на уши всю эту чушь: тебе, дескать, легко говорить…
Я заглянул в ее серые глаза, увидел ее улыбку и вмиг раздумал обижаться на ее резкие слова.
— Сэм перечислил гонорар на твой счет, — продолжала она. — Он говорит, что реакция Эллиота уже изобличает его вину, а также тот факт, что ты нашел шкатулку. Может быть, тебе употребить эти деньги на какие-нибудь благородные цели, чтобы совесть успокоить?
— Может быть. Но я из них ни гроша не трону, пока не закончу.
— Пока не… Как это понимать?
— Буквально. Я не считаю, что эта история закончилась. Теперь у меня за спиной мертвец, и я о нем не забуду, пока не распутаю весь клубок.
— Что тут еще распутывать? Ты выяснил, что вор — Эллиот. Когда ты его изобличил, он на тебя набросился. Дело закрыто. Сэм уже всем рассказал, кто ты такой и что делаешь на раскопках.
— Дело закрыто? А как же Артемюс и тот тип который за мной следил? А этот, который мне вчера вечером свидание назначал?
— А Артемюс — это кто?
— Не имею ни малейшего понятия. Вот какой я великий детектив. Может, мне переименоваться в дефектива?
— Не говори глупостей. Но как быть с деньгами? Не думаю, что Сэм согласится тебя финансировать.
— Спроси, интересуют ли меня деньги.
Кейт наклонилась вперед, пристально глядя на меня. Уголки ее губ приподнялись.
— Тебя деньги интересуют?
Я не смог сдержать улыбки:
— Ну раз уж ты так ставишь вопрос, придется признаться, что иногда интересуют.
На следующее утро я снова заглянул к себе в контору и позвонил лекарям кондиционеров.
— Вы ко мне наконец доберетесь? — вопросил я. Если не поторопитесь, я обращусь в «Хенрод».
— «Хенрод» — наша дочерняя фирма, — парировала диспетчерша. — Так что не утруждайтесь. Заявок очень много, ждите. Мы вас обслужим, как голько сможем.
— Ладно, — смиренно вымолвил я. — Я вас понимаю — разгар сезона, капризы погоды, беспримерно жаркое лето…
Диспетчерша вытаращила глаза. Пришлось успокоить:
— Не важно, это я о своем… Просто постарайтесь поскорее, будьте так добры…