Глубокий Сумрак

Пока неясно. На дне их практически не было слышно. Почему? Не потому ли, что я сейчас внутри источника?

Я поплыл в сторону берега. Потом повернул к атомной станции. Ничего! Ничего и нигде. В чем же дело? Посторонний источник отключился, когда почувствовал мой к нему интерес? Маловероятно… Работает импульсами? Тоже сомнительно, прежде рокот колебаний был слабым, но непрерывным…

Я заметался по дну, как хищная рыба в поисках добычи. Нет, ничего!

Возможно, вибрации просто не слышно около дна? Как такое может быть?

Я поднялся на поверхность и отплыл в сторону. Еле заметный рокот вернулся. Он шел оттуда, откуда я только что уплыл.

Ладно, вернемся… И снова ничего!

Входить в Сумрак на дне холодного водохранилища, без света и без теплой компании мне совсем не хотелось. Но придется, если я хочу что-то найти.

С трудом найдя свою тень, я поднял ее и вплыл в Сумрак. Сумрак не только сосал силы, но и давил. Здесь, под водой, он был не таким, как под землей, желеобразным и ледяным, но вязким и вихрящимся. Очень холодным и неуютным.

Видимость улучшилась. Вихри носились над желейным дном, а в самом дне словно бы горели темно-багровым пламенем какие-то плиты. Одна, две, три… Еще несколько поодаль.

Я подплыл к одной поближе. На ней проступали непонятные мне письмена. Не такие, как на воротах под землей, но в чем-то похожие.

Теперь можно выйти из Сумрака, что я и сделал. Ледяные иглы впились в тело, но это бодрящий холод. На дне в реальном мире, естественно, ничего нельзя было рассмотреть.

Я начал подыскивать подходящее заклинание… А потом понял, что слишком увлекся магической стороной процесса, опустился ко дну и начал разгребать ил прямо руками.

Разбрасывать илистые отложения оказалось совсем не трудно. Когда я углубился сантиметров на пятнадцать, под илом обнаружилась каменная плита – словно надгробие. Массивная, толстая, шершавая на ощупь. Вблизи я не слышал ее вибрации – но резонировали и создавали фон на поверхности наверняка такие плиты. Словно чешуйки-отражатели радиотелескопа…

Отлично. Я понял, что здесь что-то происходит. А вот что именно – не понял. Для этого не мешало бы найти Крюкова… Скорее всего «телескоп» – его рук дело.

* * *

К берегу я плыл часа полтора. Вроде бы и близко, но я же не «Ракета» на подводных крыльях. Магией скорость в воде сильно не увеличишь, да и смысла нет тратить энергию на такую ерунду. К тому же приходилось тащить за собой тючок с одеждой. Он болтался сзади и работал плавучим якорем – тормозил мою скорость. Хорошо, хоть ветер не был сильным.

Напрасно, конечно, я бросился исследовать водохранилище так спешно – даже лодкой не обзавелся. Но, с другой стороны, возможно, Алену еще можно спасти… А каждый час промедления высасывает из нее силы – если она в колдовской ловушке, о которой не подозревает сам Крюков. Мало ли у каждого из нас скелетов в шкафу?

На тихой безлюдной глади, среди холода и плеска волн, под льдистыми звездами я понял, что хочу спасти Алену. Не для Вазгена и не для Ночного Дозора – для нее. И для себя.

Пусть я никогда ее не видел, я ее почувствовал. Мы, Иные, можем чувствовать острее, чем люди. И я осознал, какая она. Захотел узнать ее поближе. Для чего? Там видно будет. Но картинки мне отчего-то мерещились соблазнительные.

Настроение мое слегка улучшилось, хотя я по-прежнему ничего не понимал. Да, Крюков мутит что-то с Сумраком, или с силами земли и воды, или со всем этим вместе. Но Крюков – маг первой категории, очень опытный маг. Мне-то куда до него? Как я разберусь в его интригах? Как спасу Алену от этого старого авантюриста? Или от его ловушек, которыми он защищает свои тайны?

У берега зашумели камыши. Звук слышался отчетливо и меня обрадовал – берег близко. Я, впрочем, чувствовал берег и без шума, но увлекся своими мыслями. Сто метров туда, сто метров сюда… Теперь предстоит самое неприятное – лезть по грязи среди камышей с их жесткими стеблями и острыми листьями…

Не выжечь ли мне для себя дорогу? И заодно обследовать берег при свете? Вряд ли я привлеку ненужное внимание. Заметит Крюков – мне же на руку. Я поднял над водой руку и скомандовал камышам: «горите». Однако камыши не послушались – даже искорки на сухой лист не упало. Меня это несколько насторожило. А потом раздался плеск весел, и из темноты показалась небольшая рыбацкая лодка. На веслах сидел седовласый и седоусый дедок в допотопном шерстяном синем спортивном костюме. Неопрятная растительность на его лице была отчетливо видна в темноте.

– Тонешь, парень? Или браконьерствуешь? – спросил старик.

Если бы не отказавшиеся гореть камыши, я, пожалуй, даже поверил бы в старика, отправившегося порыбачить ночью. Но обычные прибрежные камыши, которые не загораются по команде, не к добру. Я перевернулся на спину и спросил:

– Иван Матвеевич?

– Ишь, негодяй, узнал, – хмыкнул Крюков, снимая личину старого деда и становясь вполне респектабельным пожилым мужчиной – правда, тоже в спортивном костюме, только дорогом. – Полезай-ка в лодку.