Глубокий рейд

— Первый твой бой в звании прапорщика, — бубнил Каштенков.

— Сань, заткнись, а? — злился на товарища Аким. Ему очень не хотелось никаких боев, ни в каком звании. — Иди лучше узнай, нам медкомплекты новые давать будут? Первому взводу вон дали.

Сашка ушёл, а когда вернулся, сказал:

— Нам тоже дадут.

С одной стороны, МИК[1] — вещь ценная, дорогая. Можно радоваться. А с другой стороны, их просто так не раздают. Скорее всего, дело будет нешуточное.

— Прорыв, что ли? — спрашивали у него казаки.

— Не знаю, сотник мне ничего ещё не говорил, — отвечал он. — Если поедем, всё скажут.

А вскоре всех посадили на БТРы и ночью по страшной пыли погнали на семнадцатый участок. К пяти утра колонну остановили. Казаки выкручивали микрофоны до максимума, пытаясь услышать в рассвете канонаду или стрельбу, но ничего, кроме обычных ночных звуков, не слышали.

Так три БТРа простояли до девяти часов утра, а после сотник Удовиченко вылез из командной машины и сообщил:

— Всё, казаки, отбой. Едем обратно.

«Слава Богу».

А у казаков сразу возникал законный вопрос: медкомплекты теперь сдавать придётся или нет?

Глава 10

Женщины в станице заранее знают, когда придут машины с казаками, они, как и сами казаки, высчитывают дни до окончания призыва, отмечают всё в календариках. Так что, когда транспорт подходил к зданию штаба Второго полка, там было уже многолюдно. Женщины и дети собирались встречать мужей, сыновей, отцов. И едва машины останавливались, женщины и дети спешили к ним и кричали:

— Третий взвод где? Второй в какой машине?

Им отвечали, и казаки откидывали брезент, вылезали из машин, обнимали своих родных. Настя приехала с его старшим сыном Юрием. Он уже едва ли не выше отца ростом, но долговязый какой-то, нескладный, сутулый немного, жена писала, что курить стал, ещё и говорить басом.

— Батя! — он машет Акиму рукой и, оттянув респиратор, орёт: — Батя!

Саблин выпрыгнул из кузова машины и тоже помахал ему рукой, а через других женщин к нему уже протискивается его Настя.

Настя. Нарядилась мужа встречать, в юбке пришла, в сапогах красивых. Он обнимает её, и тут же на него виснет сын, виснет и вдруг отстраняется. Аким знает почему. Он нанёс на свой выцветший от солнца пыльник новый рисунок. Раньше под буквами и цифрами 2ПКП.4СТ. 2ВЗ красовались три полоски урядника, теперь же тёмным на светлом фоне выделялась звезда.

— Батя! Обалдеть! Тебе звание присвоили? — воскликнул Юрка.

Он ничего не говорил близким, думал, что будет им сюрприз, и теперь по восторгу сына Саблин понял, что сюрприз удался.

— О Господи, — теперь и Настя увидала. — Прапорщик, — и ещё крепче обхватила его. — Теперь ты офицер!

— Ну… почти, — отвечал ей Саблин, прижимая её к себе. Он тоже по ней соскучился.

— А чего не сказал? Э-эх… И молчал, молчун… — говорит жена и удивляется: — Как так можно? Вот ты молчун, Аким, я бы так сразу тебе написала, чтобы похвастать, не утерпела бы.

— Так мне только перед окончанием призыва звание присвоили, — отвечает Саблин. — А потом дорога — некогда было, — он оборачивается к сыну. — Юра, забери мою броню и снаряжение.

А сам идёт с женой, которая виснет на его локте и не сводит с него глаз, к их квадроциклу.

* * *

Дома прохладно… Видно, Настя электричества к его приезду не пожалела. Охладила хату. А ещё из кухни доносится запах печеной тыквы, а на обеденном столе он видит хорошо обжаренные на кукурузном масле и как следует просоленные лепёшки. Там же блюдо с печёным белым кактусом, жаренная большими кусками со степным чесноком свинина. Водка, сок со льдом…

Сразу видно, жена готовилась… А ещё дома его ждут с нетерпением младшие дети. Олег — второй его сын — и дочка Наташа. Дети у двери встречают отца. Олег — парень серьезный, сдержанный. Он хочет быть как отец, думает идти на службу, хочет надел возле болота от общества получить, завести дом, участок.

И он сразу замечает звезду на пыльнике отца. Он военным делом интересуется, во всём разбирается, и пока старший сын втаскивает в дом большой ящик со снаряжением, Олег берёт у отца пыльник, разглядывает недавно нарисованную звезду и говорит с восхищением:

— Батя, ну ты… Вообще!

Саблин усмехается. А сам садится на свой табурет у двери и снимает сапоги. Это восхищение сыновей дорогого стоит. Жена… Ну, что жена. Ей, конечно, приятно, что муж, хоть и не большой, но начальник, а вот парни его… Они по-настоящему оценили заслуги отца — и это немного другое. Батя, мол, не учился нигде, а до прапорщика дослужился. Значит, храбрый и толковый у них отец.

— Ну а ты у меня как?

Она топчется на месте, то ли стесняясь отца, то ли робея. Он берёт Наталью на руки. Самое его сокровище, самая его большая боль. Саблин её прижимает к себе, целует в висок, хотя целовать заражённых людей врачи не рекомендуют, тем более детей.

— Хорошо, пап, кровью почти не кашляю, — девочка сообщает ему это как о своём главном достижении.

— Умница, — говорит Саблин с такой теплотой, которой ни жена, ни тем более сыновья его никогда не слышали и никогда не услышат. — Ты у меня умница.