Глубокие раны

Когда Маркус через полчаса поехал на спортивное поле, Августа пошла в дом, обвязала голову платком, достала темную ветровку, настольную лампу и взяла с полки ключ от кабинета Маркуса. Хотя он всегда говорил ей, чтобы она этого не делала, она регулярно производила уборку в его кабинете. Праздность была не для нее, а работа помогала держать себя в тонусе. Ее взгляд упал на зеркало рядом с входной дверью. Августа знала, что годы сделали с ее лицом и, тем не менее, всякий раз удивлялась, когда видела морщины, западающий из-за отсутствия некоторых зубов рот и тяжелые мешки над глазами. «Почти восемьдесят пять», — думала она. Невероятно, что она так быстро состарилась! Если говорить честно, Августа ни одного дня не чувствовала себя старше пятидесяти лет. Она была закаленной и крепкой и все еще более ловкой, чем многие тридцатилетние. В шестьдесят лет сдала экзамен на права, а в семьдесят получила свой первый отпуск. Она радовалась мелочам, не роптала на свою судьбу. Кроме того, она должна была еще кое-что сделать. Нечто очень важное. Смерть, которой она еще шестьдесят лет тому назад впервые посмотрела в лицо, должна еще подождать, пока она все уладит. Августа подмигнула своему отражению в зеркале и вышла из дома. Пересекла двор, открыла дверь в офисное здание и вошла в кабинет Маркуса в пристройке рядом с цехом, который он построил пару лет назад на лугу, ниже домика Августы. Часы над письменным столом показывали половину двенадцатого. Она должна была торопиться, чтобы никто не узнал о ее маленьком путешествии.

Он слышал доносившиеся глухие низкие звуки музыки, когда шел по забитой автомобилями парковочной площадке. Диджей вовсю проигрывал сборник хитов «Баллерманн хитс», и люди были пьяны в еще большей степени, чем Маркус Новак считал возможным для этого времени. На газоне несколько детей, в том числе и его собственные, играли в футбол; под большим шатром, разбитом для проведения праздника, толпились человек триста. Студенты старших курсов, за исключением нескольких человек, уединились у стойки общежития для спортсменов. Маркусу стало противно, когда он увидел, как два члена правления, будучи явно навеселе, похотливо глазели на молоденьких девушек.

— Эй, Новак! — Чья-то рука хлопнула его по плечу, и кто-то дыхнул ему в лицо перегаром от выпитого шнапса.

— Привет, Штефан, — ответил Маркус. — Ты не видел Тину?

— Нет, извини. Пошли к нам. Выпей с нами, старина.

Новак почувствовал, как его схватили за руку и, вопреки своему желанию, последовал через вспотевшую необузданную толпу в дальнюю часть шатра.

— Эй, народ! — прорычал Штефан. — Смотрите, кого я нам привел!

Все повернулись к ним, стали орать и подтрунивать. Маркус смотрел в хорошо знакомые лица со стеклянными глазами, которые свидетельствовали о том, что алкоголь здесь уже долгое время лился рекой. Раньше он был одним из них, они были приятелями по школе или спорту, вместе пели в хоре, вместе играли в футбол в юношеской и первой команде, вместе проходили службу в добровольной пожарной дружине и вместе веселились на таких праздниках, как этот. Маркус знал всех их с детства, но внезапно они сразу стали ему чужими. Парни сдвинулись, и он уселся рядом с ними с ухмылкой на лице, скрывая под ней досаду. Кто-то передал ему бокал «майбоуля»,[11] они чокнулись, и он выпил. Когда это все началось? Когда он понял, что ему это больше не нужно? Почему эти простые удовольствия не радовали его больше так, как его прежних приятелей? В то время как другие опустошили свои бокалы за пять минут, Маркус продолжал крепко держать в руке свой «майский пунш». Вдруг он почувствовал вибрацию своего мобильника в кармане брюк. Новак достал аппарат из джинсов, и его сердце сделало скачок, когда он увидел, от кого пришло СМС-сообщение. Когда он прочитал его, кровь ударила ему в лицо.

— Слушай, Маркус, я хочу дать тебе совет на правах близкого друга, — неразборчиво промямлил ему в ухо Крис Витхёльтер, один из тренеров юниоров, с которым он раньше играл в одной команде. — Хайко сильно зарится на Тину. Тебе надо за этим понаблюдать.

— Да, спасибо. Я понаблюдаю, — ответил Новак с отсутствующим взглядом. «Что я должен ответить на эсэмэс? Просто проигнорировать? Выключить мобильник и напиться со старыми приятелями?» Он сидел как парализованный на скамье, обхватив рукой бокал с согревшимся за это время пуншем, неспособный ясно мыслить.

— Это только мое предположение. Так, между нами, раз уж мы друзья, — пробормотал Витхёльтер, опрокинул кружку пива и, залпом выпив ее, громко рыгнул.

— Ты прав. — Новак встал. — Я пойду, поищу ее.

— Да, давай, старина…