Глубокие раны

— Мы задержали убийцу Гольдберга, Шнайдера и фрау Фрингс, она дала признательные показания, — продолжал Боденштайн. — Настоящие имена убитых — Оскар Швиндерке, Ганс Калльвайт и Мария Виллумат. Швиндерке был братом вашей матери, настоящее имя которой Эдда Швиндерке. Она являлась дочерью бывшего казначея имения Лауенбург.

Кальтензее недоверчиво покачал головой. На его лице отражалось отчаяние, когда Боденштайн подробно рассказывал ему о признании Августы Новак.

— Нет, — пробормотал он. — Нет, этого не может быть.

— К сожалению, это так. Ваша мать лгала вам всю свою жизнь. Законным владельцем Мюленхофа является барон Элард фон Цойдлитц-Лауенбург, отец которого был расстрелян вашей матерью 16 января 1945 года. Эту дату и означало таинственное число, которое было написано на каждом месте преступления.

Зигберт закрыл лицо руками.

— Вы знали, что Моорманн, водитель вашей матери, раньше работал на «Штази»?

— Да, — сказал Кальтензее глухо. — Я это знал.

— Мы считаем, что вашего сына Роберта и его подругу Монику Крэмер убил именно он.

Зигберт поднял глаза.

— Я идиот, — процедил он с внезапной ожесточенностью.

— Что вы имеете в виду? — спросил Боденштайн.

— Я понятия не имел… — Потерянное выражение лица Кальтензее говорило о том, что весь мир для него разбился на мелкие осколки. — Я не имел вообще никакого представления о том, что происходило все это время… Боже мой! Что я наделал!

У Боденштайна невольно напрягся каждый мускул, как у охотника, который неожиданно увидел перед собой добычу. У него почти остановилось дыхание. Но он был разочарован.

— Я хочу поговорить со своим адвокатом, — Зигберт распрямил плечи.

— Где Моорманн?

Кальтензее молчал.

— Что случилось с вашим зятем? Нам известно, что Томас Риттер был похищен людьми вашей службы безопасности. Где он?

— Я хочу говорить с моим адвокатом, — повторил Кальтензее хриплым голосом. — Немедленно.

— Господин Кальтензее, — Боденштайн сделал вид, будто он не слышал требования, — вы поручили вашим сотрудникам из службы безопасности напасть на Маркуса Новака, чтобы получить в руки дневники. Вы также распорядились похитить Риттера, чтобы он не мог писать биографию. Вы, как всегда, выполняли эту грязную работу для вашей матери, не правда ли?

— Мне нужен адвокат, — пробормотал Кальтензее. — Я хочу говорить с моим адвокатом.

— Риттер жив? — упорствовал Боденштайн. — Или вам безразлично, что ваша дочь от беспокойства за него почти лишилась рассудка? — Оливер заметил, как мужчина вздрогнул. — Подстрекательство к убийству — наказуемое деяние. За это вы отправитесь за решетку. Ваша дочь и ваша жена вам этого никогда не простят. Вы все потеряете, господин Кальтензее, если сейчас мне не ответите!

— Я хочу поговорить с моим… — начал опять Зигберт.

Боденштайн не обратил на это внимания.

— Вы тем самым оказали ей услугу? Если это так, вы должны нам сейчас об этом сказать. Ваша мать так или иначе отправится в тюрьму — у нас есть доказательства ее преступлений и, кроме того, показания свидетелей, которые доказывают, что истинной причиной смерти вашего отца был не несчастный случай, а убийство. Вы понимаете, о чем идет речь? Если вы немедленно скажете нам, где находится Томас Риттер, у вас еще будет шанс без особых потерь выпутаться из этого дела.

Зигберт вздохнул и закашлялся. У него было затравленное выражение лица.

— Вы действительно хотите отправиться в тюрьму из-за вашей матери, которая всю свою жизнь лгала и использовала вас?

Боденштайн какое-то время ожидал действия своих слов, потом встал.

— Вы останетесь здесь, — сказал он Кальтензее. — Подумайте еще раз обо всем спокойно. Я скоро приду.

Хеннинг и Мирьям сантиметр за сантиметром исследовали пол в помещении в поисках останков, а Пия с Элардом, Верой и Августой Новак покинули подвал.

— Я надеюсь, вы не преувеличиваете, — сказал Элард, когда они вышли на свет и прошли через бывшую террасу.

Августа Новак не казалась особенно напряженной, но Вере Кальтензее потребовался отдых. На ее руках все еще были наручники. Измученная, она села на кучу камней.

— Нет, все это так, — Пия поставила пистолет Кальтензее на предохранитель и засунула его за пояс брюк. — Мы знаем, что тогда произошло здесь. И если мы найдем останки и возьмем ДНК-пробу, у нас будут доказательства.

— Я, собственно, имею в виду Маркуса, — ответил озабоченно Элард. — С ним действительно очень плохо?

— Вчера вечером его состояние было критическим, — ответила Пия. — Но в больнице о нем теперь позаботятся.

— Это все моя вина. — Элард поднес руки к лицу и пару раз покачал головой. — Если бы я не связался с этим ящиком! Тогда бы ничего не случилось…

В этом он был, несомненно, прав. Люди продолжали бы жить, и все семейные тайны клана Кальтензее, как и прежде, оставались бы нераскрытыми. Взгляд Пии упал на Веру, которая сидела с неподвижным лицом. Как мог жить человек со столь тяжкой виной, оставаться таким холодным и равнодушным?

— Почему вы тогда не расстреляли мальчика? — спросила Пия.

Старая женщина подняла голову и пристально на нее посмотрела. В ее глазах и шестьдесят лет спустя пылала неприкрытая ненависть.