- Уверяю вас... Можно позвать...
- Не нужно. Не будите их, - спокойнее сказала она. - Теперь поменяемся местами. Вы должны поспать. Я буду вас держать.
- Мы можем сделать так, как они: привяжем себя к лестнице. Будет спокойнее, и мы сумеем спать. Хотя сон у меня пропал.
- А вы хотели спать? Почему же вы меня не разбудили?
- Вы спали недолго. И так сладко спали. Жалко было будить.
Лида замолчала. Я хотел рассеять ее печальные мысли, но не знал, как это сделать. Мы поудобнее устроились на своих местах, и я привязал ее, а потом себя к лесенке.
- Ярослав сказал, что спускается к нам на помощь?
- Да. Он, вероятно, уже где-нибудь поблизости и делает все возможное, чтобы пробраться сюда на лодке.
- Почему же его так долго нет?
- Теперь сюда трудно пробраться. Может быть, нам придется провести здесь больше суток, пока подоспеет помощь.
Я объяснил ей, что, по-видимому, штольне больше не угрожает затопление: вода прибывать перестала. Должно быть, все верхнее озеро вытекло в туннель.
- Послушайте, - вдруг изменившимся голосом проговорила Лида, - они к нам не проедут.
- Почему?
Случилось то, чего я так боялся: девушка вспомнила высоту туннеля и постигла безнадежность нашего положения. Мои выдумки не могли обмануть ее.
- Они быстро выпустят воду из туннеля, - сказал я и снова стал обсуждать план прорыва перегородок, разделявших Забайкальский и Дальневосточный секторы Глубинного пути.
- На это нужно много дней. Мы здесь не выдержим.
Она долго молчала и наконец спросила:
- Есть ли у вас спички, бумага и карандаш?
- Есть блокнот и авторучка, но спичек нет. Зачем вам?
- Я хотела бы написать письмо. Его найдут когда-нибудь.
- Не говорите так!
Должно быть, голос мой звучал не очень твердо, потому что она сказала шепотом:
- Вы сами не верите в возможность спасения. Конечно, мы будем цепляться за жизнь до последней минуты... но...
Я начал обстоятельно рассказывать ей о самых невероятных приключениях, в которых спасение человека было подобно чуду. Лида молчала, и я не мог угадать, как действуют на нее мои слова.
Немного спустя она заговорила голосом, полным грусти и нерешительности:
- Вы сильный. Может быть, вам посчастливится выжить...
- Лидия Дмитриевна!
- Не перебивайте. Вы можете называть меня просто Лидой. Так будет короче. Теперь, слушайте. То, что вы сейчас услышите, вы должны помнить только в том случае, если я погибну. Если я останусь в живых, вы забудете наш разговор. Хорошо?
Я молчал. Она поняла молчание как знак согласия и продолжала:
- Когда вы увидите Ярослава, скажите ему, что я его очень любила. Пусть он не ревнует меня к Юрке. Юрий - очень хороший и, вероятно, редко кто способен любить сильнее, чем он. Он посвятил мне всю жизнь. Иногда я верила в то, что люблю его, чаще старалась уверить себя в этом. Но никогда я не могла избавиться от мыслей о Ярославе и не переставала мечтать о нем. Он сам отказался от меня. Он говорил, что делает это ради меня, потому что верит - Юрий спасет, Юрий все сделает, чтобы вылечить меня. Может быть, он говорил это искренне... Но я чувствовала другое: больше, чем меня, он любил свои причудливые проекты, фантастические замыслы. Вот чему он подчинял свою жизнь, вот перед чем должно было отступить личное счастье. Что ж... он добился своего... - горько прошептала она.
- Лида, вы в самом деле думаете так о Ярославе?
- Это человек, который весь охвачен одной страстью. Когда он меня встретил, он заколебался... Я уверена, что он долго боролся со своим чувством... Наконец любовь была побеждена. Мне так хотелось встретиться с ним и не расставаться! Наши встречи были такими короткими, редкими и такими до боли счастливыми! Скажите, что, умирая, я думала о нем... Может быть, этого и не нужно, но я хочу, чтобы он знал о моей любви... Скажите ему и забудьте о нашем разговоре. Пусть это будет только его тайна.
Я слушал и думал, что Лида, вероятно, ошибается относительно Ярослава. Я думал о таинственности, окружающей этого инженера. Без всякого сомнения, он тоже любил Лиду, но только ли его проекты препятствовали этой любви? Не было ли правды в словах инженера Опока и академика Револа? Где настоящая причина, вынудившая его отказаться от Лиды? И что могло толкнуть такого человека на преступление, что могло заставить его калечить себе жизнь? Почему он так непомерно много работал и жил аскетом? Нет, я путался и ничего не понимал. Я не мог поверить, что Макаренко преступник.
- Вы передадите ему то, о чем я вас просила?
- Лида, я уже забыл все, что вы мне сказали. Я уверен, что вы сами скоро будете разговаривать с Ярославом. Когда мы выйдем отсюда и увидим над собой солнце, вам все покажется иным.
- Вы хотите сказать, что я ошибаюсь? Нет. Боюсь, что вы находитесь под влиянием толков, которые сейчас идут вокруг Ярослава. Я ничему не верю. И вы ведь знаете Стася, моего брата. Так вот, он безгранично доверяет Ярославу. Мы с ним почти никогда не говорили на эту тему, но я знаю.