Глубина в небе

— А должно было получиться куда лучше, и ты это знаешь! Слушай сюда. У нас два года субъективного времени уйдет на полет из Зоны, а гибернатор не фурычит[27]. Я не вынесу, если эта рожа будет передо мной два года напролет маячить ежедневно. Он возвращается на Срединную Америку, и точка. — Она оттолкнулась и полетела к Когтям, парившим над головой Хамида.

— Я так не думаю, — сказал Когти. — Если он не захочет возвращаться, я не стану его заставлять.

На лице Равны отразились гнев и, как ни странно, паника.

— На прошлой неделе ты пел другую песню.

— Хе-хе-хе. — Смех Лентяя Ларри. — Я изменился. Не заметила?

Равна уцепилась за потолок и, явно что-то просчитывая, глянула на Хамида сверху вниз.

— Слышь, пацан, вряд ли до тебя дошло, но мы спешим; мы не станем задерживаться на Лотлримаре или еще где. Есть последний способ вернуть оригинал к жизни, и, возможно, даже к памяти. Если полетишь с нами, окажешься в трансчеловеческом космосе. Велика вероятность, что никто из нас не выж… — Она осеклась, и по лицу ее скользнула усмешка. Неприятная усмешка. — Ты не задумывался, для чего твое тело может нам пригодиться? Ты о наших планах ничего не знаешь. Не исключено, что мы найдем способ тебя использовать как… чистый носитель данных.

Хамид вернул ей взгляд, надеясь, что сомнений на его лице не видно.

— Не исключено. Но у меня ведь два года на подготовку, разве не так?

Они долгое мгновение смотрели друг на друга. Так долго они взглядами еще не встречались.

— Будь что будет, — сказала она наконец и подлетела чуть ближе. — Один совет. Мы тут два года проведем взаперти. Корабль вполне просторный. Не попадайся мне на пути. — Она отплыла назад, оттолкнулась от потолка, полетела, набирая скорость, выбралась в коридор и пропала из виду.

Хамид Томпсон заработал себе билет Вовне. Билеты бывают подороже и подешевле. Какая же цена у этого?

Восемь часов спустя корабль уже шел на прямоточном двигателе, направляясь Вовне. Хамид в одиночестве сидел на мостике. «Окна» по одну сторону рубки показывали вид, обратный курсу. Солнце Срединной Америки озаряло рубку дневным светом.

Впереди невидимая ему межзвездная среда поставляла таранному двигателю собираемое ловушкой топливо. Ускорение едва чувствовалось: от силы (1/50)g. Прямоточный двигатель рассчитан на долгие рейсы. Ускорение может возрастать почти бесконечно долго, в конце концов достигая половины стандартного — тогда развивается скорость, близкая к световой.

Срединная Америка стала голубой искрой в сопровождении белой и желтой точек. Еще много часов пройдет, пока его мир со своими лунами исчезнет из поля зрения — и много дней, прежде чем они станут недоступны телескопам.

Хамид провел тут около часа — или двух? — с тех пор, как Когти показал отведенную ему каюту.

В голове у него было как на поле прерванной битвы. Монстр обратился в доброго друга. Человек, которого он ненавидел, оказался отцом, которого ему так не хватало… а мать теперь выступала безжалостной интриганкой. «А я никогда не смогу вернуться и спросить у тебя, так ли все было, и вправду ли ты меня любил».

Он почувствовал влагу на щеках. Одна польза от гравитации, даже в (1/50)g: она избавляет глаза от слез.

Следующие два года он должен вести себя очень осторожно. Столькому придется научиться, о еще большем — догадаться. Где ложь, а где правда? В этой истории было что-то… Как может один человек оказаться настолько значимым, если верить утверждениям Равны и Когтей? Рядом с транслюдьми человек или эквивалентное ему существо мало что значит.

Вполне возможно, что парочка просто поверила сама в эту историю — и вот это может оказаться страшней всего. О Великом они говорили словно о мессии. Хамид читал о подобных случаях в земной истории: о том, как нацисты двадцатого века почитали Гитлера, а фанатики Афганского Джихада вынашивали планы воскресить своего Имама. Данные, полученные Ларри через ансибль, могли оказаться правдой. В таком случае Великий — один из главных виновников погибели тысячи миров.

Хамид обнаружил, что смеется. «Во что я влез?» А что, если клон монстра превзойдет оригинал?

— Что смешного, Хамид? — Когти неслышно проник на мостик. Он рассредоточился по столу и креслам вокруг Хамида. Тот его элемент, который раньше был Болтушкой, сидел не далее чем в метре.

— Ничего. Я просто думаю.

Они посидели несколько минут в тишине, созерцая небо. Там что-то колыхалось: так искажают видимость потоки горячего воздуха от печи; едва заметное напоминание о полях, слагавших прямоточную ловушку вокруг. Он покосился на Когти. Четверо глядели в иллюминаторы. Двое — на Хамида; глаза их были темными и ласковыми, как Болтушкины.

— Ты на Равну зла не держи, — сказал Когти. — У нее все было серьезно с этим, который раньше, почти как ты… Они друг друга сильно любили.

— Догадался.