Глоток неба

Карсон Маккаллерс Глоток неба

Перевела Анастасия Грызунова

Рассказ войдет в том избранного Карсон Маккалерс «Озарение и ночная лихорадка», который выйдет в издательстве «Независимая газета».

Некоторое время ее осунувшееся юное лицо было недовольно обращено к мягкой голубизне неба, окаймлявшей горизонт. Затем, подрагивая приоткрытыми губами, она вновь опустила голову на подушку, сдвинула панаму на глаза и недвижно замерла в полосатом парусиновом кресле. Переменчивые тени плясали по одеялу, покрывавшему худое тело. В кустах таволги, раскидавшей поблизости белые цветы, жужжали трутни.

Констанс на секунду задремала. Она очнулась от душного запаха горячей соломы — и от голоса мисс Уэлан.

— Ну‑ка. Вот твое молоко.

Из сонной дымки возник вопрос, который она не собиралась задавать, о котором сознательно и не думала:

— Где мама?

В округлых руках мисс Уэлан держала сверкающую бутылку. Налила ей, молоко бело вспенилось на солнце, и хрустальный иней затянул стекло.

— Где?.. — повторила Констанс, выпустив слово с неглубоким выдохом.

— Где‑то с детьми. Мик утром устроила скандал из‑за купальников. Думаю, поехали за ними в город.

Такой громкий голос. Такой громкий, что может качнуть хрупкие ветки таволги, и тысячи крошечных цветов лавиной рухнут вниз, вниз, вниз в волшебном калейдоскопе белизны. Беззвучной белизны. Ей останется смотреть лишь на окостеневшие колючие ветки.

— Спорим, твоя мама удивится, когда увидит, где ты сегодня.

— Нет, — прошептала Констанс, сама не зная, почему возражает.

— Мне кажется, удивится. Все‑таки первый день снаружи. Во всяком случае, я не думала, что доктор даст себя уговорить и позволит тебе выйти. Особенно после того, что с тобой сегодня ночью было.

Она оглядела лицо сиделки, раздавшееся тело под белой тканью, руки, невозмутимо сложенные на животе. И затем снова лицо — такое розовое и жирное — как может не мешать ей эта тяжесть и яркость — почему это лицо то и дело не сползает утомленно ей на грудь?

От ненависти у нее задрожали губы, а дыхание участилось.

Через секунду она произнесла:

— Раз уж я смогу на той неделе проехать три сотни миль — до самых «Горных Вершин» — наверное, ничего плохого не случится, если я немного посижу во дворе.

Мисс Уэлан протянула пухлую руку — откинуть волосы с лица девочки.

— Ну, ну, — примирительно сказала она. — Тамошний воздух свое дело сделает. Не будь нетерпеливой. После плеврита ты просто обязана не волноваться и быть осторожной.

Зубы Констанс жестко сжались. Не дай мне заплакать, подумала она. Не позволяй — пожалуйста, не позволяй ей смотреть на меня, когда я плачу. Пусть она никогда не смотрит на меня и никогда больше ко мне не прикасается. Пожалуйста, не позволяй ей — никогда больше.

Сиделка неуклюже заковыляла по лужайке, вернулась в дом, и Констанс забыла о слезах. Она смотрела, как легкий ветерок шевелит листья дуба через дорогу, а те серебряно трепещут на солнце. Опустила стакан с молоком на грудь и время от времени слегка наклоняла голову, отпивая.

Опять снаружи. Под голубым небом. Столько недель она дышала лишь желтыми стенами своей комнаты — всасывала их жалящими обжигающими вдохами. Разглядывала тяжелое изножье постели, чувствуя, как оно рушится ей на грудь. Голубое небо. Прохладная голубизна — ее можно втягивать в себя, пока вся не пропитаешься этим цветом. Она смотрела вверх, пока в глазах не вскипела горячая влага.

На улице издалека послышался звук машины; она узнала пыхтение мотора и повернула голову к узкой полосе дороге, различимой оттуда, где она лежала. Автомобиль, похоже, неуверенно качнулся, разворачиваясь в проезде, и вздрогнул, с шумом затормозив. Трещина в одном из стекол была заклеена мутной клейкой лентой. Над ней виднелась голова немецкой овчарки: язык дрожит, голова вздернута.

Первой выпрыгнули Мик с собакой.

— Глянь‑ка, мама, — позвала она громким детским голоском, почти взвизгнула. — Она вышла.

Миссис Лейн ступила на траву и обратила к дочери пустое напряженное лицо. Глубоко затянулась сигаретой, которую держала в нервных пальцах, выдула изящные серые дымные ленты, и они сплелись с солнечным светом.

— Ну? — безжизненно подсказала Констанс.

— Привет, подруга, — сказала миссис Лейн с нервическим весельем в голосе. — Кто это тебя выпустил?

Мик вцепилась в напрягшуюся собаку.

— Смотри, мама! Кинг к ней рвется. Он не забыл Констанс. Смотри. Он ее знает не хуже, чем остальных — да, малыш?

— Не так громко, Мик. Иди запри собаку в гараж.

За матерью и Мик тащился Говард — с глуповатым выражением на прыщавой четырнадцатилетней физиономии.

— Привет, сестрица, — бормотнул он после секундной неловкости. — Как ты себя чувствуешь?