Глизе 892 (СИ)

Курт думает, что не слышит.

Курт сгребает край футболки в кулак, пачкая ворот слезами, которые просто катятся по лицу — он не убирает застилающую глаза пелену, упиваясь той лёгкостью, которая приходит постепенно взамен камня в груди.

— Курт? Курт, ты в порядке? — по ту сторону двери Андерсон ломится в ванную, дёргая замок. Рыдания замолкают.

— Д-да, — хрипло раздаётся из ванной.

Блейн отходит назад и выбивает дверь плечом. Несложно — замок у них был так себе, если честно. Курт смотрит на него снизу вверх, затравленно поджав тощие ноги в просторных штанах к груди. У него покрасневший нос, заплаканные глаза — и на фоне полопавшихся сосудов голубая радужка кажется ещё ярче, ещё чище. Блейн думает, что мерзко говорить человеку, что он безумно красивый, когда плачет, потому молчит.

Андерсон садится рядом на коврик — ворс усыпан мелкими серебристыми блёстками, которые не вымываются ничем. Глиттерный апокалипсис.

— Что такое, Курт? — Блейн заглядывает в лицо с такой подкупающей заботой, что Хаммел снова кривит губы, едва сдерживая рыдания.

«Какого ж хрена ты такой хороший достался не мне?»

— Задолбали твои блёстки, — выдаёт, почти задыхаясь от прошедшей истерики, Курт.

— Прости. Завтра последний показ, я больше не буду, — Блейн мягко гладит его по плечу, чувствуя, как Хаммел дрожит.

— Показ?

— Это же мюзикл. Я тебе не говорил, прости, но моё лицо красуется на баннерах, и я думал ты знаешь, — Блейн похож на виноватого щеночка, и сил злиться нет. Курт чувствует, как камень в груди преобразуется во что-то другое.

Это не девушка.

Это мюзикл.

— Я хотел позвать тебя после показа в кафе. Сказать кое-что, — Андерсон очаровательно краснеет, и Курт прощает ему блёстки по всей квартире и красную помаду на рубашках. — Предложить.

— Что?

— Завтра, — Блейн опять улыбается коварно, точно дьявол, и Хаммел улыбается в ответ.

Андерсон предлагает ему встречаться на следующий же день. Весь испачканный в блёстках, но без следов красной помады на лице.

И у Курта нет никакого шанса отказаться.

Теперь рубашки они стирают вместе.

========== дрифт, !pacific rim au! ==========

epolets — мiсто спить

--

— Я не собираюсь снова забираться в этот гроб с ядерным реактором в груди. Это моё последнее слово, — брюнет зло стучит по столу пальцем, в бессильной ярости сделать хоть что-нибудь, кроме как сбежать, уйти как можно дальше и идти как можно дольше. Белые зубы стиснуты плотно, он скалится, точно волк — сходства добавляет короткий ёжик тёмных волос на голове. Он же точно не из этих мрачных краёв, а с солнечных берегов Калифорнии, а то и вовсе с другого континента: выдаёт смуглая кожа, разлёт густых бровей и совершенно не северное лицо.

— Ты знаешь, сколько стоит каждый из этих гробов, — Сью устало потирает переносицу пальцами. Она тоже злится — придушить парня на месте нельзя, не для того ему заказывали вертолёт и привозили сюда. — И ваш с Купером «гроб», — женщина изображает кавычки сухими, узловатыми пальцами. Блейн помнил их цепкую хватку на собственных ушах — и на волосах тоже. Отчасти потому и побрился: слишком жестокие методы выработки послушания были у маршала Сильвестр.

Точно раньше она дрессировала цепных псов, с пеной у рта бросающихся защищать хозяина.

— Простаивает без дела.

— Он простаивает именно потому, что стал Куперу гробом! — Блейн кричит, срывая голос, едва не брызгая слюной, зло. Перед глазами — непроглядная красная пелена, видно только силуэты да очертания. Он за брата был готов глотку перегрызть любому, а кайдзю — не получилось.

Жизнь — несправедливая сука.

— Молчать! — Сью выходит из себя и хлопает ладонью по столу, сдвигая брови нахмуренно. Андерсон захлопывает рот, но дышит тяжело, будто только что пробежал кросс. Грудная клетка прыгает вверх-вниз, сердце стучит внутри, как ненормальное. — Блейн, это вопрос всех наших жизней. Не твоей и моей. Всего мира, — женщина отводит взгляд. Она знает, что ей осталось не так уж и много — носовой платок в кармане украшен алыми каплями крови.

— Значит, я буду самым последним эгоистичным мудаком в истории, — шёпот Андерсона пробирает до мурашек, он смотрит исподлобья, снизу вверх, а после поднимается резко. — Разрешите идти, маршал Сильвестр? — Блейн улыбается издевательски, точно капитан Америка с плакатов далёких сороковых годов двадцатого века.

— Да пошёл ты, Андерсон, — огрызается женщина, потирая виски. — Вертолёт только через неделю. Так что тебе придётся побыть с нами немного. Заодно познакомишься с личным составом. Выбора-то у тебя нет.

Дверь за Андерсоном захлопывается с такой силой, что штукатурка едва не падает с потолка над нею.

Едва — потому что штукатурки нет, одни сваи.

--