Глиняный колосс

Наконец генерал сворачивает к небольшому одноэтажному зданию. Мы с денщиком направляем лошадей за ним… Приехали? Пронумерованных строений в городе не так много, но они все же есть. Благодаря моему нехитрому подсчету, этот дом носит номер пятьдесят два…

Гражданские жандармы пусть и не вызывают у меня стойкой антипатии… Во всяком случае, относительно военных. Но все же я ощутимо напрягаюсь при виде стражей правопорядка: у входа двое рядовых, офицер — чуть поодаль. Явно трутся здесь не просто так — солидное авто и пара экипажей весомое тому подтверждение. Охраняют. Нет, не так: «Охраняютъ», непременно с «ер» на конце — время-то забыл какое? Что за место, кстати? Я неловко спешиваюсь вслед за Павлом Ивановичем — винтовка все еще мешает, не привык… Пока слезаю с лошади, край глаза цепляет позади очередное «синее», что так нервировало всю дорогу…

Очередные «морепродукты» наверняка? Море? Нога касается земли…

Какая-то мелкая дворняжка, будто специально, начинает громко тявкать: «Гав, гав…» Тявкает мерзко, во весь голос, и именно на меня! Не на денщика, что рядом, не на Мищенко, который о чем-то разговаривает с ротмистром у входа, а на меня!

Моя голова медленно поворачивается туда, откуда мы прискакали. Это не морепродукты и вовсе не море… На сей раз. Все очень плохо: из проулка, пересекающего Светланскую улицу, выехало несколько тех, кого так опасался всю дорогу! Трое конных жандармов в небесно-голубых мундирах. Вооружены… Как мне кажется, внимательно глядят по сторонам! Метров пятьдесят до них, и расстояние сокращается — вся троица направляется сюда, в нашу сторону! Винтовки держат наперевес…

— …Ваше превосходительство, его высокопревосходительство именно вас ожидает? — Ротмистр у входа, вытянувшись, неспешно отдает честь.

— …Тяв, тяв…

Денщик принимает у меня поводья, будто продираясь сквозь густой кисель — настолько медленно и тягуче это делает!

Троица жандармов, наоборот, приближается быстро, крайне стремительно!

— …Тяв… — Что я тебе сделал, мерзкое четвероногое?!.

— Именно меня, вместе с моим человеком…

— С каким именно, ваше превосходительство? — Полисмен переводит взгляд на меня с денщиком.

— …Тяв!..

Три десятка метров до синих мундиров, не больше! Я хорошо слышу стук копыт их лошадей о мостовую! Среди сотен звуков города, касания шести пар подков о камень немилосердно колотят по ушам!

— Вот… — Мищенко оборачивается, указывая на меня. — Сергей Юльевич ждет и его тоже… — Взгляд Павла Ивановича наконец падает туда, куда я стараюсь не оглядываться. Мне за спину! На спокойном лице не отражается никаких эмоций, и тот вновь обращается к ротмистру:

— Куда ему сдать оружие?

— …Тяв… — Рыжее противное создание, кажется, хочет заявить обо мне всему свету!

— Синельников!.. — окликает ротмистр подчиненного.

Рядовой полицейский, молодой парень, делает ко мне пару шагов. Естественно, крайне медленно!!!

Цок, цок… Я ощущаю всадников телом! Мозгом! Каждой клеткой!! Не чувствуя рук, с трудом стягиваю винтовку со спины, передавая Синельникову…

— Тяв-гав!

Цок, цок…

Сейчас, в эту минуту раздастся угрожающее «Держи его!..», и на сей раз это будет не бочка, даже не причудливый флюгер! Теперь все по-настоящему… Крепость в лучшем случае, и без каких-либо шансов оттуда выбраться… Да и Мищенко подставлю — навсегда…

— Прошу вас, ваше превосходительство!

— Тяв…

Цок-цок…

Генерал делает мне жест, указывая следовать за ним. Ватными ногами ступаю несколько шагов в сторону входа…

— Держитесь же смелей, господин Смирнов! — Шепот заставляет меня вздрогнуть. — На вас лица нет, смотреть страшно… Это дом генерал-губернатора, проходите! — Павел Иванович со снисходительной улыбкой открывает массивную створку двери. Куда я и проскальзываю, и сказать, что пристыженно, — соврать не глядя. С чувством вселенского облегчения влетаю — вот наиболее точное выражение! Оставляя позади жандармов всех мастей и предательскую псину породы дворняга… Уф!..

Глаза с трудом привыкают к полумраку после солнечной улицы. В фойе несколько мягких кресел у столика, в углу подобие гардеробной стойки… В глаза бросается огромная репродукция знаменитой картины «Иван Грозный убивает своего сына», висящая на стене. На секунду скрестясь взорами с безумным Иваном Васильевичем, поеживаюсь: взгляд диковатого монарха поразительно напоминает мои эмоции! «Что делаю, куда иду… Зачем тут я и труп моей кровиночки? То есть весьма вероятный твой труп, Слава?..»

Оставляя позади бородатого швейцара в фуражке, услужливо склонившегося перед Мищенко, сворачиваем в широкий полутемный коридор. Вообще давно пора уже привыкнуть к минимуму освещения в прошлом, где бы то ни было — на броненосце ли, в городских ли зданиях… Все здесь, в пятом году, «полутемное» — это вам не двадцать первый век с электричеством повсюду. Ан нет, каждый раз удивляюсь!

В конце тоннеля, сиречь коридора — массивный стол, несколько господ и полная дама у стены. Кто такие? Почетная делегация по встрече посланца из будущего? Хлеб-соль, народные пляски? Где цыгане и медведи? Витте где?!.