Глиняный колосс

Хоть бы легкий кивок в ответ! Хоть движение ресницами! Один взгляд? Но – нет. Молча отстранившись, она гордо разворачивается в сторону выхода. Стук каблучков о дубовый паркет и прямая спина – вот все, что мне достается… Женщина!

Не знаю, дошел ли до окружающих весь трагизм мизансцены? Или просто подумали: невоспитанный грубиян-казак на глазах у честного народа позволил себе шепнуть что-то даме? Какой баналит! И куда только смотрит генерал, что привел с собой это быдло? Вот она, наша армия…

Крепкая рука берет меня под локоть, сжимаясь на сгибе.

– Нас ждут, господин Смирнов… – Спокойный голос генерала приводит меня в чувство. – Поторопитесь! – Локоть уже, кажется, обхватили кузнечные тиски.

Действительно… Да и с чего ты взял, что ходила сюда она из-за тебя? Придумал? С какой стати ей, даме высшего света, просить за какого-то ряженого уголовника… Который то поручик, то арестант, то рядовой казак? Какие-нибудь дрязги, связанные с папам наверняка… Господином Куропаткиным. Земельные, возможно, да мало ли что? А о тебе… Ты для нее никто, Слава. Оне даже разговаривать не желают непонятно с кем…

И, стряхнув с себя наваждение, я покорно следую за генералом в распахнутую дверь кабинета. Впрочем, на сей раз почему-то без уныния… Возможно, предчувствую, что это вовсе не конец? Хорошо бы!

События последних нескольких дней настолько непредсказуемо повернули мою жизнь с ног на голову, что удивить меня чем-либо сейчас – крайне трудно. И окажись в комнате за столом кто угодно, хоть мать Тереза – и ее принял бы как должное. Удивился бы, конечно, сперва, но поведал бы о будущем, как пить дать. Сказал бы – так, мол, и так, уважаемая мать, но в будущем все – хреново! И если не уделите мне должного внимания, то и грядущее ответит соответствующим образом. Такие вот дела, мать! Единственного не понимаю – так это почему вас звать Сергеем Юльевичем, уж простите за дерзость?..

Впрочем, человек, сидящий напротив, напоминает мать Терезу меньше всего: крупных габаритов фигура в гражданском костюме с аккуратно повязанным галстуком. Из-под высокого лба с зачесанными назад волосами на меня смотрят умные, внимательные глаза. Густая, но тщательно подстриженная борода дополняет образ человека делового, с замашками, как бы это выразиться… Властными, что ли? О таких людях можно смело сказать, что приказывать они умеют и привыкли. Что, в общем, не отменяет их умения схватывать все на лету. Потому-то они там, на самых верхах, и оказались, в общем… Странно, я частенько сравниваю незнакомых людей с теми или иными известными персонажами. Водится за мной такой грешок, бывает… Но в данном случае – ничегошеньки не могу придумать! Как чистый лист!

– Ваше высокопревосходительство, добрый день!.. – Мищенко вытягивается, отдавая честь. – Возвращаясь к нашей утренней беседе… – заговаривает было он.

– Полно, Павел Иванович, отбросим регалии…

Человек неожиданно легко встает из-за стола, подходя к нам. Оказавшись к тому же высоченного роста. Пожав генералу руку, здоровяк не тормозит, переключая внимание на меня:

– Речь в нашем разговоре шла о вас, господин…

Возникает неловкая пауза. Я бессмысленно таращусь на Витте (ясное дело, в голове моей сейчас одна мадемуазель Куропаткина), тот – явно ждет моей фамилии… А Павел Иванович, очевидно, решил, что представлюсь я сам…

– Смирнов, ваше высокопревосходительство! – наконец возвращаюсь я в бренный мир, вытягивая руки по швам. – Вячеслав Викторович!

– Итак, господин Смирнов… – При упоминании моих инициалов граф почему-то задумчиво смотрит на дверь, будто услыхав что-то знакомое. – Павел Иванович сообщил, будто вы располагаете крайне важной и полезной информацией о нашем Отечестве…

Остановившись напротив, премьер буравит меня пристальным взглядом, после чего продолжает:

– …Не стану интересоваться у вас, каким образом вы сумели оказаться тут, с нами… – Он разводит руками, едва заметно подмигивая Мищенко. – Но, раз уж оказались, да еще и по такой протекции… Буду рад вас выслушать, и крайне внимательно!

Замерев в компании этих двух людей, одного – в генеральских погонах, другого – в ранге премьера, я неожиданно ловлю себя на мысли, что не знаю, с чего начать. Действительно, сколько можно? Рассказывать Матавкину о гибели всех его надежд и, как оказалось, о смерти его собственной… Затем – все то же, но Рожественскому. После – врать Линевичу про то, чего не было, и чуть-чуть о том, что было. За бутылкой водки в степях Маньчжурии делиться с Мищенко правдой, что берег ото всех, и, стоя напротив финансовых воротил и продавшего тебя адмирала, изворачиваться и юлить… Чтобы оказаться тут в итоге. Что же мне рассказать теперь, сейчас? Когда я как нельзя ближе подошел к той персоне, которая и решает все в этом государстве? Можно предположить, что именно он выслушает меня следующим.