Глина

— Здравствуйте, госпожа лягушка, — говорит Мария. И вдруг захихикала. — Посмотри на нее. Вон какая умора. Самая обыкновенная лягушка! Даже самые обыкновенные вещи иногда выглядят очень странно, да?

Я посмотрел, как лягушка подплыла к берегу, устроилась на камне, засверкала в лучах солнца.

— Угу, — говорю. — Странно — аж жуть.

Видно было, как у лягушки надувается и опадает горло, как стучит сердце. Сидит себе совсем спокойно — такая уродливая, такая прекрасная, такая странная…

— Глядите, малыши-головастики! — говорит Мария. — Вон ваша мамочка.

И тут появился уж. Вылетел из темного переплетения трав. Схватил лягушку. Прикусил, стиснул — аж хрустнуло. Лягушка билась, брыкалась, но ничего не могла поделать. Уж начал заглатывать ее с головы. Через несколько минут все было кончено. Уж сомкнул челюсти. Лягушка превратилась во вздутие у него на теле. Некоторое время уж лежал неподвижно, потом лениво скользнул обратно, туда, откуда явился.

— Ой, — выдохнула Мария. — Ой, мамочки.

Оказалось, что мы вцепились в руки друг друга. Уставились друг другу в глаза.

— Это было… — говорю.

— Невероятно.

Мы содрогнулись. Посмотрели на темное переплетение трав, на темный окоем каменоломни, на неподвижные молчаливые изваяния в пещере.

— Пойдем, наверное, — прошептала Мария.

Мы двинулись вдоль пруда. Высоко над нашей головой облака окрасились алым. Я сощурился. Ангелы, которых можно вообразить себе там, наверху, теперь сделались темными, тонкими. Спотыкаясь, мы брели от каменоломни к выходу. Услышали какое-то ворчание за спиной. Оглянулись — ничего. Рассмеялись. Но шагу прибавили. Ворчание раздалось ближе. Казалось, кто-то расталкивает стебли травы, продирается сквозь нее, спешит. Мы еще раз рассмеялись и пустились бегом, не расцепляя рук. Подныривали под ветки боярышника. Шипы цеплялись за волосы, цеплялись за одежду. Мы выскочили через ворота на Уотермил-лейн. Снова оказавшись на людной улице, захихикали. Обернулись. За спиной — ничего.

— Вот мы с тобой глупые, — говорит Мария.

И мы поцеловались. Крепко обхватили друг дружку, прижались губами. Потом разъединились, и она фыркнула:

— Смотри.

Я обернулся и вижу: у двери дома Дурковатой Мэри стоит Стивен и разглядывает нас.

— Да уж, странный, — прошептала Мария.

Стивен подошел.

— Привет, Дейви, — говорит. И смотрит мимо нас в сад. — Что это там за вами гналось? — говорит. И глаза как расширит. — Убирайся обратно! — кричит. — Обратно убирайся, говорю!

Мы посмотрели назад — там, понятное дело, ничего.

— Ничего нет, — сказал Стивен. Улыбнулся. — Вас надули. — Посмотрел на Марию: — А это кто?

— Меня зовут Мария, раз уж тебя это так интересует, — говорит она.

Отвернулась. А он схватил меня за руку, развернул и выдохнул прямо в ухо:

— Я знаю, зачем ты мне нужен. У тебя особое предназначение, Дейви.

Я попытался вырваться.

— С девчонкой не связывайся, — говорит.

Провел рукой у меня перед глазами.

— Ого, гляди! — говорит.

Пальцем тычет. Я вижу — на улице подальше стоит Череп, пялится.

— Не бойся, — говорит Стивен. — Он не подойдет. Сейчас — нет. — И вдруг как поцелует меня в щеку.

— Ты что делаешь? — говорю.

И шарахнулся от него. А он хихикает.

Я быстро отошел, нагнал Марию. Она замедлила шаги. Мы оглянулись и смотрим: Стивен зашел в дом, закрыл за собой Дуркину дверь. Смотрим: Череп свернул за угол, испарился.

— Странно, ну прямо очень странно, — тянет Мария. И смотрит на меня. — Что это такое между вами?

— Ты про что это? Ничего между нами нет.

Она оглянулась. Потом посмотрела на меня.

— Больной какой-то этот парень, — говорит.

Я попытался уклониться от ее взгляда. Тут у нее глаза как расширятся:

— Вон оно!

Я резко развернулся. Ничего. Мы оба захихикали.

Я попытался еще раз ее поцеловать, но она сделала шаг назад.

— Ну ты и дурак, — говорит. — Ну и дурак.

22

Мы встретились на нейтральной территории в сумерки. Выбрали кладбище в Хиворте. Стоим в самой старой его части, там, где надгробия древние, растрескавшиеся. Вокруг высокие тонкие деревья. В ветвях — гроздья черных гнезд. Одно надгробие — почерневшее, высотою со стол. Скиннер и Штырь встали с одной его стороны, мы с Джорди с другой. Сияние с неба схлынуло, синева перетекла в серость.

— А он где? — спросил Джорди.

Скиннер плечами пожал:

— В «Лебеде» небось. Мы ему сказали, что в семь. А сейчас семь и чуть-чуть.

— Так он точно согласился на перемирие? — спросил Джорди.

— Ну, он так сказал, — ответил Скиннер. — Мне это как понимать — что ты ему не веришь?

Рассмеялся, закатал рукав, показал свою рану: тонкий шрам на запястье.

— Насовсем останется. — И глядит на нас таким ледяным взглядом. — Этот ваш дружбан — маньяк, — говорит.

— Он нам не дружбан, — сказал Джорди.

— Правда? — хмыкнул Скиннер.

Сам он мелкий, жилистый; костяшки на кулаках будто из камня. В одной из драк он заехал Джорди по носу, и у Джорди на носу остался шрам. С другой стороны, это Скиннер в тот раз кинулся оттаскивать от меня Черепа. Это он кричал: «Хватит! Ты его убьешь, понял?» И быстренько проверил, что у меня там с лицом и с горлом, прежде чем расхохотаться и убежать.