Глин Айлиф "Царь Итаки"

Эперит бросил взгляд на Одиссея. После Мессении настроение у воинов из отряда улучшилось. Они знали: после того, как переберутся через горную цепь Тайгет и доберутся до Спарты, найдут там еду, питье и смогут долго отдыхать. В отличие от них царевич притих, он ушел в себя. Вечером, перед тем, как пойти по горным переходам, которые приведут к Спарте, Лаэртид предложил Эпериту присоединиться к нему и отправиться в горы на охоту.

Пока царевич стрелял из огромного лука по зайцам на большое расстояние и радовался волшебной точности нового оружия, он снова чувствовал себя счастливым. Часто Одиссей рассуждал о том, к чему бы привело соревнование между луком Аполлона и стрелами Геракла. Но затем они с Эперитом возвращались в лагерь, и уныние и подавленность вернулись. Царевич стал говорить об Итаке и своем беспокойстве о соотечественниках, оказавшихся под гнетом Эвпейта и армии тафиан. Ему страстно хотелось вернуться и сражаться — особенно теперь, когда он знал: муж для Елены уже выбран. Но Афина велела ему продолжать путь. Что он найдет в Спарте? А не выполнить свою задачу и вернуться на Итаку с пустыми руками означало повести оставшихся дворцовых стражников к верной смерти против армии Эвпейта?

— Я чувствую себя беспомощным, Эперит! — признался он, пиная кучу сухих листьев и разбрасывая их по тропе. — Может, я и известен тем, что живу своим умом, но предпочитаю знать, куда иду. Я с удовольствием поменялся бы местами с тобой или с любым другим солдатом нашего отряда. Вы — воины, ваша задача — выполнять приказы. Если ваш командир говорит, что надо убить такого-то человека, вы так и поступайте. Но у меня на плечах висит судьба всего народа. Если я потерплю неудачу, то неудачу потерпит и Итака. А моими командирами являются боги — самые бессердечные, переменчивые и неверные существа из всех, кого только можно представить. Какое им дело, если один из их земных планов не срабатывает? Какое это имеет для них значение? Они возвращаются на Олимп и забывают о своих печалях при помощи амброзии и нектара, пока трупы людей горой лежат на земле, а их души отправляются на вечное отчаяние в Гадес. Но какой у нас выбор? Мы должны просто выполнять их капризы. Клянусь тебе: я отдал бы что угодно, чтобы изменить свою судьбу и самому ее определять.

От этих разговоров у Одиссея еще больше испортилось настроение. Когда они вернулись в лагерь, он сам назначил себя в дозор и остаток вечера ни с кем не разговаривал. Молчание продолжалось и на следующее утро, когда они шли по горным перевалам в долину Эврота. Но теперь, когда Эперит глядел на друга, а город Спарта блестел в долине внизу, то оказалось, что суровое выражение лица царевича исчезло. Он смотрел на город так, словно оценивал противника. Это был вызов, который требовал от него собрать все силы, использовать ум, сообразительность и все имеющиеся ресурсы. Одиссей не мог себе позволить потерпеть неудачу. Внезапно он улыбнулся — и все его лицо преобразилось.

— Галитерс! Проверь, чтобы люди выгляди самым лучшим образом. Нам не нужно, чтобы спартанцы приняли нас за банду разбойников, не правда ли?

Галитерс занялся проверкой брони. Он следил, чтобы все доспехи были плотно зашнурованы и правильно крепились на теле. Затем старый вояка проверил ремни, на которых носили щиты, поясные ремни, а также цветы розовой орхидеи, которые должны напоминать членам отряда о доме, когда они будут наслаждаться роскошью Спарты. Затем все достали из вещевых мешков точильные камни, чтобы наточить лезвия клинков и довести их до убийственного блеска.

— Когда пойдете по этим улицам, вымощенным золотом, я хочу, чтобы вы шли со вздернутыми высоко подбородками, а смотрели только прямо вперед, — сказал Одиссей, выстраивая их в два ряда. — Не глядеть на красивых спартанских девушек, ясно? Помните, кто вы, откуда вы и зачем вы здесь!

Когда они наконец добрались до города, то не увидели никаких красивых девушек. На самом деле, итакийцы вообще видели очень мало людей, если не считать солдат в различных доспехах и одежде. Правда, пустые улицы не отвлекли их от чудес Спарты. Все стены были высокими и хорошо построенными, каждая крепкая дверь украшена красивой резьбой. Почти в любом доме имелась вторая дверь. Пока воины шли по крутой и петляющей дороге ко дворцу, со всех сторон на них смотрели пустые окна. Эперит восхищался этой красотой и великолепием.

Отряд добрался до дворцовых ворот. Двери оказались в два раза выше и шире таких же дверей дворца на Итаке, здесь они были покрыты чеканным серебром и тускло блестели в водянистом послеполуденном свете. Когда воины подошли к воротам, один стражник в полных доспехах вышел из большой караульной будки у стены с одной стороны от входа. Он выглядел напряженным и измотанным.

— Представьтесь и скажите, с какой целью прибыли, — проговорил он усталым голосом. Ему за последнее время явно пришлось много общаться с иноземными знатными господами.

— Меня зовут Одиссей, сын Лаэрта, царя Итаки. Я прибыл свататься к Елене Спартанской, самой красивой женщине во всей Греции.