Глин Айлиф "Царь Итаки"

Дамастор так удивился, что рухнул в воду с громким всплеском. Его товарищи на берегу смеялись до слез, вскоре послышался и смех с дороги за их спинами. Эперит повернулся и увидел приближение остального отряда с Одиссеем и Ментором во главе. Из всех лишь одного Одиссея не забавляла сложившаяся ситуация.

Вместо того чтобы смеяться над Дамастором, он бросил оружие на землю, вошел в воду, проследовал мимо старающегося подняться товарища и направился к молодому человеку, держащему лук. Тот уже приготовил к стрельбе новую стрелу и целился Одиссею в грудь, но царевич не показал страха. Он остановился на расстоянии копья от незнакомца, вначале посмотрел на парня, потом на огромный лук у него в руках.

— Меня зовут Одиссей, сын Лаэрта с Итаки, — представился он, глядя лучнику прямо в глаза и улыбаясь. Это удивило Эперита, поскольку он ожидал, что друг будет представляться Кастором, сыном Гилакса с Крита. Однако царевич его не разочаровал, вновь продемонстрировав свою лживую натуру. — Я приехал в Мессению за тремястами овцами, украденными с моих островов. Заплачу тебе за любую помощь, которую ты сможешь мне оказать.

Парень колебался мгновение, раздумывая, а затем, ко всеобщему облегчению, опустил лук и шагнул вперед, протянув руку в знак дружбы.

— Меня зовут Ифит из Эхалии. Мой отец Эврит-Лучник, любимец Аполлона. Что касается твоих овец… — он пожал плечами и виновато развел руками. — Я никогда не видел страны, где было бы их так мало. Но, может, ты поможешь мне?

— Если смогу, — ответил Одиссей, опустил одну из крупных ладоней на костлявое плечо Ифита и повел его на другой берег реки.

— Я потерял несколько лошадей.

— Потерял?

Ифит улыбнулся.

— Не совсем, — улыбнулся Ифит. — Мой отец и братья считают, что их украл Геракл.

В этот момент Дамастор наконец поднялся на ноги. Воин, расплескивая воду, направился по броду к молодому лучнику. Ифит увидел его и, быстро приняв решение, пошел навстречу. Скорость его реакции соответствовала продемонстрированной ранее остроте языка. Юноша вытянул вперед руки ладонями вперед.

— Прости, друг. Мне очень жаль, что между нами возникло непонимание. Это только моя вина. Я принял тебя за разбойника, не поняв, что на самом деле ты, вероятно, человек знатного происхождения.

«Человек знатного происхождения» поразился неожиданной демонстрации дружелюбия, но, подумав мгновение, решил принять извинения. Над случившимся просто посмеялись, демонстрируя добрые чувства, которые помогли спасти репутацию.

Другие воины из отряда перешли на противоположный берег и перевели мулов, нагруженных провизией. Ментор вручил Дамастору его шлем. Он вернул стрелу, которая сорвала шлем с головы, Ифиту.

— Это правда, что ты охотишься на Геракла, парень? — спросил воин, подтверждая, что среди членов отряда уже распространяются слухи.

Ифит уже собирался ответить, но первым заговорил Одиссей.

— Если нам предстоит услышать какую-то историю, а определенно она нас ждет, то давайте выслушаем ее полностью, от начала до конца. Притом — в нужном месте. Сейчас нам следует найти какую-нибудь таверну в Мессении, где мы сможем поесть и пополнить наши припасы. Тогда наш друг и расскажет все. Возможно, он сообщит и про этот лук. Я никогда раньше не видел ничего подобного. Как тебе такой план, Ифит?

— След вора уже давно простыл, — ответил молодой человек. — Может быть, я найду какое-то вдохновение в кубке вина. Пойду с вами.

* * *

Мессения скрывалась в предгорьях западных гор, располагаясь на противоположной стороне долины от более высокой горной цепи Тайгет. Город состоял из нескольких не производящих впечатления хижин на окраинах, за ними шел внутренний круг чуть лучших домов, где жили ремесленники. Эти строения, в свою очередь, окружали середину поселения и дома, принадлежащие купцам и городской знати. Их строения оказались значительно выше, крупнее и гораздо надежнее.

Кривые улицы утопали в грязи после дождя, виднелись глубокие колеи, оставленные тяжело нагруженными повозками, которые время от времени со скрипом проезжали в одну и другую сторону по узким улочкам. Несмотря на холод, голые дети бегали между домов. Они радовались, что не нужно больше сидеть дома, поскольку дождь прекратился. По большей части матери не обращали на них внимания, предпочитая сплетничать с соседками, стоя в дверных проемах. Или же они выполняли домашнюю работу, и было просто некогда заниматься шумными детьми. Везде в воздухе пахло дымом от костров и очагов, на которых готовилась еда, самой едой и навозом.

Этот запах жилья успокаивал, он напоминал итакийцам об их далеком доме.