Глин Айлиф "Царь Итаки"

Девушка прошла широкими шагами к окну, выходившему во двор, где стояла группа стражников. Мужчины подняли головы и уставились на нее. Одно мгновение все как один смотрели на госпожу неотрывно и с тайным желанием. Но потом они (опять же — все) опустили глаза в землю, не в силах даже встречаться взглядами друг с другом. В глазах каждого горели тщетные стремления.

Елена повернулась, посмотрела на Клитемнестру и с горечью покачала головой.

— Как ты можешь даже симпатизировать тому, что он думает и хочет? Он хотел тебя, и это заставило его убить твоего мужа и ребенка, которого ты прижимала к груди! Они были единственными живыми существами, которых ты когда-либо по-настоящему любила! Как ты можешь терпеть это чудовище?

Клитемнестра гневно посмотрела на младшую сестру.

— А какой у меня выбор? Агамемнон — самый могущественный мужчина в Греции, а я — просто женщина. А что такое женщина без мужчины, Елена? Мы не можем взять в руки оружие и объявить себя царицами. Мы обе видели, что случается с женами, которые теряют мужей и не имеют сыновей или замужних дочерей. Если они достаточно молоды, то могут продавать свое тело. В противном случае их все бросают и выгоняют из общества. Они вынуждены как-то жить в горах, самостоятельно находя себе пропитание. Или же они умирают. Рабыне даже лучше, чем свободной женщине. По крайней мере, у служанки есть еда и крыша над головой.

— Для меня это не имеет значения, — настаивала Елена. — Я никогда не прощу. Никогда! И ты удивляешь меня, Клитемнестра. Ты всегда была самой сильной из нас, даже сильнее мальчиков. Тебе нужно было родиться мужчиной.

Клитемнестра рассмеялась и позволила себе расслабиться. Она поманила сестру к себе, крепко ее обняла и отвернулась, чтобы скрыть слезы.

— Может, я и терплю его, Елена, но никогда не прощу. Агамемнон думает, что я ношу черные одежды, все еще оплакивая первого мужа. Но тот уже стерся из моей памяти, как и все хорошее. Я ношу траур, потому что это злит Агамемнона и напоминает, что мое сердце не принадлежит ему. Каждый вдох, который я делаю, подпитывает мою ненависть. Единственная моя радость — это знать, что, как жена, я могу лишить его любви, которую он в ином случае получал бы от другой. Он забрал мою любовь, поэтому я лишу его права быть любимым. Так происходит, когда он приходит ко мне ночью. Я не отдаюсь ему, Елена. Лишь мое тело выполняет определенные действия. Ты понимаешь?

— Не совсем, — ответила Елена, поцелуями стирая слезы со щек сестры. — Я понимаю ненависть, но не представляю, как можно отдаваться телом, но не отдаваться самой.

Клитемнестра держала Елену за плечи на расстоянии вытянутых рук и смотрела ей прямо в глаза.

— Когда тебя забрал Тесей, ты отдавалась ему добровольно. Или твоя душа не участвовала в физическом акте? Ты должна понять, что я имею в виду.

— В таком случае, я не могу понять, — ответила Елена, покраснев и отводя взгляд. — Я еще не женщина в таком смысле.

Клитемнестра недоверчиво уставилась на нее.

— А я все это время думала, что у нас с тобой одни и те же шрамы. О, дорогая сестра, я молюсь, чтобы у тебя оказался муж, которого ты заслуживаешь. На тебя не должно пасть проклятие, которое уничтожило меня.

Она снова заплакала. Елена крепко прижала ее к себе и поклялась в душе, что никогда не позволит ни одному мужчине принести ей такую боль.

* * *

Эперит с беспокойством наблюдал за Ментором, пока тот ел теплую кашу и пил свежую воду, пытаясь хоть немного восстановить силы перед тем, как рассказать то, что ему пришлось пережить. Другие участники отряда отчаянно хотели услышать новости. Они беспокоились за свои семьи и дома, но Одиссей настоял: вначале нужно обработать раны и накормить Ментора, а только потом требовать рассказа о событиях на Итаке. Несмотря на успокаивающий голос и натянутые улыбки, сын Лаэрта не мог скрыть беспокойства. Он напряженно поджимал губы.

Наконец Ментор отставил в сторону деревянную миску и оглядел своих товарищей, которые сидели полукругом и молча ждали, когда он начнет говорить.

— Итака потеряна, — объявил он, и у него на глаза навернулись слезы. — Лаэрт взят в плен, а Эвпейт объявил себя царем.

Ментор поднял голову и встретился с суровым взглядом Одиссея.

— Продолжай, — попросил царевич. — Расскажи нам все, что знаешь, не упускай никаких деталей. Мы должны услышать самое худшее.

* * *

После отплытия Одиссея с отрядом на Итаке шел дождь. Во второй половине дня пришли тучи, они нависли так низко над островом, что, казалось, угрожали отправить его обратно в море, из которого он появился. Из туч, закрывших луну и звезды, полились бесконечные потоки воды. Город остался в удушающей тьме.

Ментор приказал вместо одного часового выставить троих. Один из дозорных выглядывал сквозь смотровое отверстие в толстых деревянных воротах, но видел только непроходимую пелену дождя, которая скрывала все на расстоянии броска камня от стен.

Пока он смотрел, в поле зрения появилась какая-то фигура, с трудом передвигавшаяся под струями дождя и порывами завывающего ветра.