Глядящие из темноты

— Люди шумят, говорят, сама Карна благословляет их на святое дело, святой отец что твой пророк Струм Одержимый, повсюду носится — говорит, что Солеру само небо вручило эту погрязшую в пороке Ретру. Что мол, было ему видение такое, что прогневали мы небо, потому как обратились к старой, значит, вере, но вразумили нас, и теперь Солер, значит, должен очиститься в священном огне и все такое… Может, господин наш Ансард в эти проповеди и не слишком-то верит, но ведь не дурак — если не уведет людишек из-под городских стен, они от Солера камня на камне не оставят.

Им уже терять нечего. А в Ретре, говорят, молочные реки текут. Так что примет вас новый герцог, кем бы он ни был. Просто чтобы насолить этому индюку Ансарду. Надо же, амбассадоров упустил!

— Не в этом дело, — пробормотал Берг, — не в этом дело…

— А что? — обернулся к нему Леон. — Есть другой выход?

— Нет, — мялся Берг, — но это тоже, знаешь, не выход… Потом, как мы туда пройдем? — Берг, казалось, согласился с неизбежным. — Орсон на границе войска поставил… Ансардовы шпионы наверняка шныряют по всему Солеру.

— Я знаю тайные тропы, сударь. Испачкаться маленько придется, грязь помесить, ну да не впервой…

— Если бы найти вход в тот лабиринт… — задумчиво проговорил Леон.

— А, — Айльф напрягся, — это… нельзя, сударь… их даже вспоминать нельзя, думать о них нельзя — они знают, когда ты о них думаешь, и приходят. Может, они и пропустят нас — кто знает, раз уж один раз пропустили… Они недоступны человеческому пониманию, но известно одно: они никогда ничего не делают просто так.

Воцарилось долгое молчание.

— Э… Кто они вообще такие, Айльф? — спросил наконец Берг.

— Кое-кто говорит, старые боги. А кое-кто — нечисть. Гунтр говорил, что они ни то, ни другое. Они просто есть, и все. Они не живут и не умирают. Они даже и не существуют.

— Это как?

— Ну, как, скажем, небо. Мы его видим, но разве оно существует?

— Философ твой Гунтр, — устало сказал Берг.

— Ага, сударь, он так и говорил. Он говорил, что если что и может потягаться с ними в несуществовании, так это человеческая мысль. Ее нельзя ни увидеть, ни пощупать, но она может изменять мир.

— Господи, — Берг повернулся к Леону, — ну о чем мы говорим! Сидим тут в грязи и рассуждаем о высоких материях!

— Когда же о них еще рассуждать, сударь? — удивился Айльф. — Кому хочется обо всем этом думать, когда сидишь в тепле и холе? Сидишь себе, греешься, сытно ешь — зачем думать?

— Ладно, философы, — Леон с наслаждением потянулся, — ну и как нам выбираться отсюда, Айльф?

Апокрифическая легенда о сотворении мира. Найдена среди рукописей Солерского аббатства

Сначала не было ничего, и Двое были Одним, и вода была воздухом, а земля — водой. Но вот проснулся Один ото сна, который не был сном, огляделся вокруг и сказал: «Я сплю». А потом сказал: «Я не сплю». Но не было никого вокруг, кто мог бы сказать ему, спит он или нет, и явь или сон он видит — да и как поймешь, во сне ты или наяву, если земля как воздух, а воздух — как вода.

«Негоже так», — подумал Один и начал искать кого-то, кто бы помог отделить ему сон от яви. Он бросил по земле, которая не была землей, и искал в небе, которое не было небом, но пусто было в мире. «Если я сплю, — подумал Один, — значит, я могу делать что хочу, ибо во сне возможности мои беспредельны». И он пронесся над землею и водами так быстро, что сам не смог догнать себя. И их стало Двое — тот, что Избегал, и тот, что догонял. Они остановились, обернулись друг к другу и Первый сказал Второму: «Это Я». «Но и это — Я», — сказал Второй Первому. «Нет, — сказал Первый, — не годится так. Ибо если и ты — Я, и ты я — Я, то кто из нас — Я? Выходит, мы все равно одно и нельзя отличить сон от яви». «Верно, — сказал Другой, — нужно, чтобы Я был Я, а Ты — Ты». «Хорошо», — сказал Первый. Он оглянулся по сторонам, но не нашел ничего, что превращало бы «Я» в «Ты». «Нужно что-то еще, — сказал он, — чтобы мы могли отличить Нас друг от друга. Давай оденемся — ты во Тьму, а я — в Свет».

Ибо других одежд тогда не было.

«Хорошо, — сказал Второй, — но что такое Тьма и Свет?»

«Мы сами их сделаем, ибо по-прежнему спим, — ответил Первый. — И, поскольку Мы не знаем, что это такое, давай условимся: То, что сделаю Я, будет называться Светом, а То, что сделаешь Ты, будет называться Тьмой». И создал он Нечто и назвал это Светом. И стал свет.

И создал его двойник нечто и назвал это Тьмой.

И стала тьма.

Потому-то тьма и равна свету, что Двое создавали их наугад, не зная, что это такое.

И оделись они: Один в свет, а Другой — во тьму, и встали друг напротив друга, и сказали друг другу: «Теперь мы почти существуем». Но они сказали это хором.

«Нет, — сказал Первый, — мы еще не совсем существуем, потому что мы говорим сразу и нет ничего, что отличало бы „сейчас“ от „потом“. И пока мы еще не совсем существуем, давай создадим нечто, и то, что сотворю Я, будет называться Временем, а то, что сотворишь ты, будет называться Безвременьем».