Глаза звездного цвета

Жил он на самом краю деревни, в разбитой избе, наполовину утонувшей в земле, и даже умудрялся в ней зимовать. Дядя Кеша был в общем-то добрый человеком, мне даже иногда казалось, что, повернись в его жизни все по-иному, он стал бы заботливым дедушкой в окружении собственных внуков, которые наверняка играли бы сейчас с нами.

Немного поболтав с ним и подкрепившись васиной водой, мы стали разбредаться по домам, условившись снова собраться после того, как солнце станет садиться. Когда я уже стал подходить к воротам, дядя Кеша вдруг негромко окликнул меня. Удивившись, я подошел к нему – он продолжал сидеть на том же месте, пряча голову под тенью типы.

– На охоту с дедушкой ходил? – сипло поинтересовался он. Я кивнул, и он объяснил: – Видел, как вы возвращались из лесу… Понравилось?

– Ага.

– Видимо, не очень удачно все прошло? – Он хитро посмотрел на меня, и я снова кивнул, немного смущенно. – Ну, не расстраивайся, первый блин комом, хе-хе-хе…

Он зашелся надрывным кашлем, и я терпеливо дождался, когда он сможет продолжить. Мне стало интересно, чем все закончится. Тут я понял, что секретное место дедушки, возможно, теперь перестанет быть секретным – вдруг Иннокентий начнет всем говорить о том, откуда мы вышли? Он любил поболтать.

– Я тоже люблю побродить по лесу, – продолжил он после того, как кашель прошел. – Дышится там легче… Да и тишина, опять же… Помню, как Сережку, маленького еще, водил туда. Иногда белку можно увидеть – там они не такие пугливые, как здесь. Иногда замрут, бывает, на одном месте – и глядят на тебя так с интересом, головкой вертят, как будто заманивают поиграть, и глаза так блестят, лукаво… Сережке нравилось очень. Сейчас-то он уже такой ерундой не занимается, понятное дело, у него бизнес в городе, занятой очень. Наверное. Мда-а-а… А вот ты ничего не терял там, Мишка? – спросил он вдруг.

– Где? – не понял я, сбитый с толку таким резким переходом.

– А в лесу, где же еще-то. В лесочке-то нашем.

Я с сомнением покачал головой. Иннокентий, хитро улыбнувшись, медленно полез рукой в карман и наконец вытащил на свет… мою звездочку!

– Как же… – удивился я и стал шарить рукой по груди. – Как же я умудрился ее потерять?

Дядя Кеша улыбнулся и протянул мне игрушку.

– Спасибо, дядя Кеша! – искренне поблагодарил я. Он молча понаблюдал, как я вернул звездочку на прежнее место, и немного смущенно сказал:

– Да ладно, чего уж там… Ты, главное, Мишка, не теряй ее больше, игрушку-то свою. Я вот верну, а кто-нибудь другой найдет – и себе приберет. Светится она больно уж красиво, будет ею любоваться по ночам и даже не подумает тебе вернуть.

Я еще раз поблагодарил дядю Кешу и вернулся домой. По пути у меня возникла мимолетная мысль: откуда он узнал, как она светится, если игрушка уже давно не работала? Впрочем, мысль была такой легкой и воздушной, что, не дождавшись ответа, быстро уступила место другим, столь же мимолетным и воздушным, и скоро я совсем забыл о ней.

***

Хоть дедушка и попытался дать произошедшей с нами истории логичное объяснение, которое могло бы устроить обычного ребенка и примирить его с собственными тревожными мыслями, я все же понимал, что в лесу мы соприкоснулись с чудом. И, как полагалось любому истинному чуду, оно было необъяснимым, завораживающим и даже пугающим. Да, именно пугающим – ведь чудеса не случаются просто так; они разрывают реальность, спутывают все законы и меняют правила с одной только им понятной целью, оставляя тебя наедине с непрошенным откровением.

Я подумал об этом, когда проснулся после дневного сна слишком рано – в такие моменты мысли были будто обнаженные, не прикрытые мгновенно всплывающими объяснениями и больше похожие на озарения – или на юрких рыбок, которых ты можешь хватать голыми руками и разглядывать под любым углом. Как будто ты смог обмануть самого себя и вмешаться в процесс формирования мыслей до того, как разум успел выстроить защиту – ему было сказано, что ты проснешься в два часа, а ты всех обманул и проснулся на две минуты раньше. Мне нравилось такое состояние, и бывало жаль, что я не могу контролировать его так, как мне бы хотелось. Возможно, именно в таком состоянии и живут творцы: художники, писатели, архитекторы – они умеют обнажать свои небесные мысли и не допускать к ним другие, приземленные и пахнущие разумом.