Глаза Фемиды

видеть. Лица от похмелья и бессонницы бледные, под глазами круги синие, а про прически и говорить излишне. Без лишних слов палатки быстренько свернули, в лодку и — по газам. Пока до города плыли, Верка с Тамаркой план составили: «Добросьте нас, мальчики, до дежурной больницы и оставьте в приемном покое. А дальше — мы сами порешаем». Прибыли на лодочную станцию. Виктор с Владимиром вызвали такси, оставили подружек в приемном покое стационара горбольницы, а сами на работу явились, чистые, свежие и ни в чем не виновные. Просто огурчики.

Тем временем Вера из таксофона в приемном покое сообщает домой Тамариному мужу: «Леонид! Мы с твоей Томой в приемном покое первой горбольницы. Ей вчера по дороге домой плохо стало: то ли сердце, то ли печень, то ли отравление. Определить не могут — ты наших эскулапов сам знаешь. Подобрала нас «скорая». Потом анализы, рентген, реанимация и все такое. Ну и уколы, много уколов, чуть не всю ночь. Привезли нас в дежурную, а здесь все переполнено — раскладушки в коридорах — ее не берут, пока место не освободится. «Скорая» уехала, а я с ней осталась — не бросать же подругу одну, если всю ночь с ней промаялась. Сейчас Томочке полегчало, так ты заводи машину и забери нас отсюда. Да моему мужику сообщи, чтобы не волновался…»

Через полчаса прилетает на «Москвиче» перепуганный Леня. Посмотрел на подруг — видит, что вид у обоих такой помятый, будто под трактором побывали. Но все равно обрадовался. А я, говорит, все морги, больницы и вытрезвители обзвонил. Нет, отвечают, не поступали. А вы у них под самым носом находитесь. «А мы и в самом деле еще не поступали, — простонала жалобно Тома. — Они пока не примут, то и не регистрируют поступление. Увези меня лучше домой — а то залечат здесь меня до смерти. Порядочки — в «Крокодиле» о них писать надо…» Леня пообещал написать немедленно и в «Крокодил», и в Минздрав, и Брежневу, но отложил это дело «на потом», до выздоровления или другого конца подруг. А потом и забыл на радость подругам да и Виктору тоже, который своей репутацией примерного семьянина и члена партии чрезвычайно дорожил и гордился, и старался на рыбалке ее не подмочить, так как мечтал сменить моторку на рыбацкий автомобиль «Запорожец» и даже стоял на него в очереди.

Вот этому примерному семьянину и партийцу и передали на перевоспитание Володю Романова две кумушки-соседки. История умалчивает о совершенно секретных обстоятельствах первого совместного плавания Виктора и Владимира за пескарями. Однако одно можно утверждать совершенно достоверно: из похода Володя вернулся в глубоком утомлении и задумчивости. Остряки с лодочной станции уверяли, что перемена с ним произошла из-за того, что адвокат по неосторожности крепко стукнулся лбом то ли о штурвал, то ли об якорь, после чего у него мозги сместились, и он заболел морской болезнью в резкой и неизлечимой форме.

Володина вялость не ускользнула от женушки, и она довольно похихикивала на кухне. Ночью Владимир проговорился о причине задумчивости: «Хорошо бы и нам мотолодку купить. Стали бы на пляж и на рыбалку ездить». «А пьянствовать бросишь?» — насторожилась Нина. «Пьянка за рулем — преступление», — квалифицированно напомнил адвокат. Нинель простодушной себя не считала и на дешевые приманки не покупалась. В глубине души она осознавала, что муженек ее пытается провести и проведет обязательно. Опасения к тому возникали основательные. Одновременно и поверить ему хотелось для достижения спокойствия и стабильности. А еще мечталось о семейном мире, уюте и любви. А во имя этого женщина готова поверить в невероятное, как бы ее ни остерегали. И ничто ей тогда не преграда и никакой причине и никакому барьеру ее желанию не противостоять. Поэтому никто особенно не удивился, когда в один распрекрасный денек Ниночка преподнесла своему муженьку великолепный подарок — мотолодку «Обь» с подвесным мотором. Подарок благоухал свежей краской, сверкал бликами на лобовом стекле и взывал к дальним странствиям по неизведанным речным просторам.