Глаза Фемиды

Вопреки всеобщим ожиданиям, глухое на вид место оказалось отнюдь не пустынным, а даже неплохо обитаемым. На некогда девственно чистом песке просыхал бредень, по соседству с ним весело пылал костер, а в ведре над пламенем, источая неповторимый аромат, булькала уха. До черноты прокаленный солнцем абориген в плавках, которые своей древностью вызывали ассоциации с набедренными повязками друзей Миклухо-Маклая, на звук мотора обернулся, прекратил помешивать варево и сделал ложкой жест, несомненно означавший приглашение к ухе. Шумное братание рыбака с охотниками сопровождалось возгласами типа: «Рыба посуху не ходит!», «А у нас с собой было!», «Милости прошу к нашему шалашу!» и тому подобное. Скорому знакомству и поспешному братанию его недавних подзащитных с местным аборигеном Романов не удивился. По татуировке на его правом бедре, изображавшей оскаленного медведя, рвущегося через взломанные прутья клетки на свободу, адвокат безошибочно определил, что загорелый субъект принадлежит к тому разряду его потенциальной клиентуры, перед которой его сегодняшние подзащитные — все равно, что мальки перед окунем. Однако умеют они находить друг друга: рыбак рыбака видит издалека…

Между тем, брезент из багажника «газика» расстелили с наветренной от огня стороны. Как по мановению волшебника, возникли на нем закопченные кружки, не менее бывалые эмалированные тарелки и засияли белыми пробками бутылки все той же «Стрелецкой». Абориген сосчитал головки, мысленно прикинул на количество собравшихся, сделал поправку на слабый градус и свежий воздух и пришел в легкое замешательство и смущение: «Братва, вы не подумайте, что я халявщик. У меня гонец на моторке в Есаул поехал. Там, понимаете, есть. Нигде нет, а там стоит в избытке. Юрты татарские, а в сельмаг настойку «Ермак» завезли. Мулла ее пить запретил, а другую с центральной базы не завозят, пока эта не кончится. Кругом «сухой закон», в городе и то перебои, а в Есауле все полки Ермаком уставлены. Вот мы и приспособились: пока один уху варит, второй успевает до магазина слетать. Так что Генка скоро должен быть…»

«Да ты не волнуйся, — успокоил его Владимир Романов. — Нам много по такой жаре не выпить. «И хотел по-дружески похлопать аборигена по спине, но вовремя вспомнил татуировку и удержался. Вместо этого он достал складной нож и взялся сосредоточенно открывать бутылки. И пока он это делает, я успею рассказать о нем моим читателям затем, чтобы глядя на события, происходящие в этом повествовании через призму личности одного из героев, они сумели разобраться в широком спектре человеческих взаимоотношений и тех оттенках, в которые окрашивает жизнь людские судьбы — от красного до фиолетового. Кому что достанется.

В коллегии адвокатов Романова особенно не выделяли: юрист, как юрист, звезд с неба не хватает, но и не без царя в голове. Правда, случались с ним иногда странности: например, четыре года совершенно бесплатно боролся он за бывшего подзащитного, осужденного за убийство на долгий срок. В конце концов истинный убийца нашелся в другой колонии. Он спрятался там от следствия, сознательно и открыто совершив карманную кражу. Володиного подзащитного выпустили, и он не сказал своему защитнику даже «спасибо». Но Романов от этого не огорчился. В отличие от многих своих коллег, Романов был правозащитником по призванию и стоило ему обнаружить несправедливость, как он ввязывался в защиту обиженных. Вдобавок Владимир обладал добротой, широтой души и внешностью благородного клоуна. К нему тянулись приятельские дети, вскакивали на колени незнакомые кошки и вешались на шею чужие жены. Из-за последнего обстоятельства с ним временами случались приключения.

Однажды, в отсутствие мужа, его пригласила к себе домой преисполненная чувствами бывшая клиентка Шурочка: «Побеседуем о том самом…» — «С собой чего-нибудь брать?» — поинтересовался адвокат. — «Ну, возьми чего-нибудь, — неопределенно протянула Шура, — по своему усмотрению».