Глаза Фемиды

Уже потом, спустя много лет, Оля созналась, что пестрая собачонка была та самая, что цапнула ее за палец, но они с подружками договорились не выдавать мне преступницу из страха перед ветлечебницей, в которой, по ходившим слухам, бродячих собак усыпляют без разбора. И ребенок самоотверженно выдержал сорок болезненных уколов в живот, чтобы сохранить жизнь обидевшей ее безвестной дворняжке. Пионерское воспитание сказалось. Рискну дать совет другим родителям. Не испытывайте судьбу — гораздо спокойнее разрешить ребенку воспитывать домашнего песика, чем подвергать его опасным знакомствам с кусачими бродягами. Справедливости ради, замечу, что и среди бродячих псов попадаются иногда замечательные экземпляры, достойные пера писателя. Среди таких, немногих, был благородный душой «дворянин», известный в народе под псевдонимом «Тузик».

Глава семнадцатая. Благородный дворянин Тузик

Мы и собаки — легли на весы!

Всем нам спокойствия нету,

Если бездомные шалые псы

Бродят свободно по свету…

В. В. Высоцкий

Над моим столом висит фотография: в вечерних сумерках по зеркальной глади засыпающей реки стремительно летит моторная лодка. На самом ее носу, расставив короткие ноги стоит невысокая белая собака. Тело ее напряжено, шея вытянута, глаза смотрят вдаль…

На первый взгляд это была самая обыкновенная дворняга, какие в избытке встречаются на городских улицах: на коротких ногах крепко сбитое туловище, чуть побольше солдатского сапога, переходящее в непропорционально развитую голову со стоячими розовыми ушами и внушительными челюстями. Небольшой, постоянно опущенный хвост и подтянутое брюхо, придавали собаке настороженно-угрюмый вид. В довершение всего, пес был полным альбиносом и украшение любой собаки — кончик носа у пса неприятно розовел, а короткая жесткая, когда-то белая шерсть приобрела тот пепельный оттенок, избавиться от которого не помогало даже частое купание. Простреленное ухо и стертые желтые клыки свидетельствовали, что пес не молод, изведал лиха, а потому научился держаться на публике с достоинством джентльмена.

Еще, возможно, сказывалось и то обстоятельство, что суровую школу жизни он прошел у своего последнего хозяина, известного на лодочной станции под именем «Гришка — водяная крыса». Гришка представлял собой реликт вымирающего племени речных бродяг, каких в наше время уже не встретишь — хапуга и браконьер, бич всего живого и неживого в реке, на воде и над рекой. И не просто бич, а бич с лодочным мотором.

С весенним ледоходом, увольнялся Гришка из детской больницы, где сезонно работал кочегаром котельной, и принимался ловить плывущие по реке бревна, тысячами утерянные лесозаготовителями по берегам и в низинах и подхваченные весенней водой, чтобы унести их по течению к Ледовитому океану, мешая судоходству. Если их не занесет в кусты, где они останутся догнивать, пока их не выловят прибрежные жители.

На самодельной, легкой, но вместительной дюралевой лодке, Гришка целыми днями ловил плывущие бревна и подтягивал их к берегу, где его напарник, по прозвищу Гена-крокодил, бензопилой распиливал их на чурки и складывал в штабель. Покупателей в неблагоустроенном Заречье искать не приходилось, и ловцы в этот период были «сыты, пьяны и нос в табаке».

Когда половодье кончалось, Гришка переходил на другой промысел. В заветных местах у него стояли самоловы, переметы, сети и другая браконьерская снасть. На старом мопеде Гришка объезжал места лова, ежедневно вытряхивая улов в заскорузлый от слизи рюкзак. Не дожидаясь открытия охоты, ползал он по болотам с малокалиберной винтовкой и стрелял, втихаря, не щадя нелетных утят порхунцов. временами не брезгуя и домашними гусями. За что однажды он сам себя и наказал.

В холодный сентябрьский день, когда местная утка уже поднялась и улетела, а северная еще не подошла, без толку намаявшись на болотах, Гришка вышел к реке, и, недалеко от деревни, застрелил на речном плесе домашнего гусака. Табун разлетелся по реке с гоготом, оставив подбитого гуся качаться на воде. Убитого следовало как-то доставать, пока далеко не отнесло течением. Гришка спрятал в кусты винтовку, скинул всю одежду и, недолго думая, бросился в ледяную воду. Схватив гусака за шею, Гришка обернулся к берегу и со страхом увидел как со стороны деревни катит к нему мотоцикл с седоком в форменной фуражке. «Не убежать», — содрогнулся в воде Гришка и, наступив ногой на гусиную шею, принялся плескаться, изображая купальщика.