Глаза Фемиды

В сапожных, прачечных и швейных делах Виталий Павлович отнюдь не разбирался и разбираться не то чтобы не стремился, а не любил. Другое дело — милая его сердцу лодочная станция. Недаром он вырос в лодке и пол-жизни на воде. И здесь он не изменил своей привычке по выходным выезжать на рыбалку. По этому случаю разъездной катерок приобрести пришлось, вместо оборудования для химчистки. Да и не нужно оно в химчистке: от химии природе и людям вред один. А катерок — это для души и для друзей.

Впрочем, лодочная станция начальственных выкрутасов как бы не замечала, благодарности и трепета перед ним не испытывала и жила по своим романтическим законам, по которым всякий ступивший на причал автоматически лишался береговых заслуг, чинов и званий, в обмен на обще уравнивающее: судоводитель маломерного судна. А по степени мастерства в этом деле — и честь капитану. Лодочная станция по духу — не чета гаражным кооперативам, где каждый собственник в своем частном боксе, как улитка в ракушке, от посторонних прячется. На причале каждый насквозь виден: кто такой, на что способен, какой механик, а главное — какой товарищ. И это особенно важно для тех, кто уходит в плавание. Неважно — дальнее или ближнее. На воде каждый судоводитель должен считать себя близким к опасности и должен знать на кого положиться можно. Поэтому лодочное сообщество всегда отчасти братство.

Вообще говоря, можно было разбить лодочное сообщество на три категории: туристы, браконьеры и Кулибины. Аван-туристы ближнего плавания отплывают шумными компаниями, жгут костры на песчаных отмелях, поют под гитару песни, пьют из эмалированных кружек и возвращаются совершенно измученными, чтобы повторить то же самое в следующую субботу или даже пятницу. Чем и отличаются от «летучих голландцев», серьезных туристов-дальнобойщиков, известных тем, что по мелочам не размениваются и приходят на станцию готовиться к предстоящему плаванию, которое давно намечено, просчитано долгими зимними вечерами, выношено в сердце, но ждет только отпуска, который у приятелей почему-то не совпадает по срокам. Но когда совпадет — тут уж ничто не удержит мечтателей. Дальнобойщики в который раз осматривают снаряжение, проверяют как часы отлаженные моторы и, без сожаления, провожают глазами суда и капитанов выходного дня: мы тоже так можем, но не хотим размениваться. У нас дорога другая — на Обь и в Губу. Просто не пришло наше время. И однажды их суда действительно исчезают и появляются снова, месяц, а то и больше, спустя. Чтобы взахлеб рассказывать про похождения в бескрайних речных просторах, и чуть свысока поглядывать на мелкоплавающих сотоварищей: «А вам, слабо?» Да не слабо, только жены и заботы на берегу держат. Да мотор не отрегулирован. И лодка течет. И погода меняется. И вообще — чем дома плохо? Но бывает что и они срываются с места, чтобы на нескольких корпусах, наперегонки устремиться в Тобольск, а там вволю попить пива, сходить в баню и через пару суток вернуться. А потом годами вспоминать о походе и рассказывать о нем с картинками.

Кулибины — народ особенный. Для них лодочная станция не просто стоянка маломерного флота, а технический клуб по интересам, дающий простор техническому творчеству. Эти — строгают, пилят, клеят, полируют, создают необыкновенные корпуса и невиданные усовершенствования к моторам, чтобы однажды их испытав, не удовлетвориться достигнутым, все разобрать или, еще хуже, сломать и начать все сначала. Это болезнь, которой никто не нашел объяснения, но по мнению жен, заразная и неизлечимая, хотя и не смертельная и даже наоборот. Рассказывают о Пал Палыче, от которого доктора отказались по причине неизлечимости, выписали домой с группой инвалидности и отпустили помирать в кругу близких. Ближе товарищей по лодочной станции у Пал Палыча никого не оказалось. Доковылял он до бережка, лег в своей лодке под брезентовым тентом, лежит, а волна его покачивает. День лежит, ночь лежит. Утром рыбаки его свежей ухой покормили. Еще через сутки он сам в руки удочку взял. Сидит в лодке, на волне качается. А перед глазами и без того круги от слабости. Однако откачала его речная волна. К осени Пал Палыч уже и на плес выплывать наладился, а к ледоставу сам лодку на берег вытащил, без помощников. И до сих пор, говорят, живет, во славу речному озону и на удивление докторам. Еще в пример приводят Виктора Демьяновича, который для того, чтобы быть ближе к предмету своего увлечения, соорудил на лодочной станции жилой контейнер, с постелью, кухней и мастерской и удалялся в него от сварливой семьи с начала каждого лета до поздней осени, когда спальный мешок от природы уже не спасает и причалы пустеют. Зато никто ему мастерить и изобретать не мешает. Ему бы инженерное образование, да не довелось получить из-за войны и трудного детства. Вот и пытается реализовать себя, изобретая изобретенное — то бесконтактную систему зажигания, то лодочный мотор на керосине. Автоматический самогонный аппарат — тоже его выдумка, только об этом в другой раз и в другом месте.