Через какое-то время мои мысли снова начали крутиться только в одном направлении. Я ждал нового нападения. Дни снова начали тянуться из-за ощущения опасности, которая подстерегала меня на каждом шагу. Я перестал спать, прислушиваясь к малейшему шороху. На прогулке практически не шевелился, полностью сосредоточившись на окружающих меня людях. Я вставал в самый угол забора для того, чтобы видеть все вокруг себя. Заключенного, который напал на меня, я плохо запомнил. Таких было куча: все загорелые от никого не щадящего солнца. Большая часть — худые от скудного питания или из-за плохого здоровья. И у девяноста девяти процентов заключенных были наколки. Найти его в этой массе разрисованных преступников у меня не получилось. Именно поэтому я напрягался из-за каждого, кто подходил ко мне ближе, чем на пару метров. Но, вопреки моим страхам, никто не смотрел в мою сторону с агрессией или ненавистью. На меня косились скорее с презрением или же с отвращением. Я сразу вспомнил тот мир, где был худым и невзрачным. Всеобщее безразличие было бы мне сейчас только на руку.
Мои страхи развеялись в одну секунду. В этот день я как обычно лежал на койке и дырявил взглядом стену. Вдоль всего спального места были неровные бежевые сколы на фоне грязно-синей краски. При любом прикосновении она отваливалась небольшими кусками и падала прямо мне на матрац. Я уже перестал замечать их, поэтому больше не пытался оттряхнуть свою лежанку. Укрывшись одеялом с затхлым запахом, я по привычке свернулся калачиком. Мне было и жарко от постоянной влажности и в то же время холодно от гуляющих сквозняков. Еще и аромат плесени и нечистот из сортира ужасно сводил меня с ума. Я физически и морально выдохся. Мне уже не хотелось дожидаться окончания срока. Я понял, что на свободе меня все равно не ждет ни одна живая душа. Единственное на что мне хватало сил, — это сохранять невозмутимое выражение лица. Снаружи я мог показаться абсолютно спокойным, но в душе у меня таился огромный комок страхов, который я не мог никому показывать. Что я узнал о тюрьме наверняка, так это то, что заключенные были похожи на стаю голодных собак. Почувствовав малейший страх, они сразу кидались на жертву. Иногда это заканчивалось смертью. Чаще жертву просто психологически ломали. Совсем редко кто-то мог дать кое-какой отпор, после чего его уже не так сильно мучили. Как оказалось, все разборки происходили ночью. Я не мог этого знать, так как меня никто не трогал. И теперь я прекрасно понимал, почему так происходило. Люк наверняка сделал все, чтобы никто не успел сломать меня до того момента, пока он не удовлетворится своей местью. Если бы не это, то меня растерзали бы на мелкие куски еще в первый день. Но многим не так повезло, как мне. Новенький парень, поселившийся напротив моей камеры, был уж слишком нервным и напуганным. Благодаря ему я и узнал всю правду о тюрьме. Так как мой слух все время был напряжен, ночью я расслышал шуршание и слабый щелчок открывшегося замка. Вначале я похолодел от ужаса, но затем понял, что это не моя дверь открылась. Я очень тихо поднялся с койки и подошел к окну в своей двери. Было не так темно, так как в конце коридора всегда горела лампа. Я увидел четырех заключенных, которые по непонятной причине крадучись зашли к моему соседу. Я не отходил от своего наблюдательного пункта и слышал глухие удары и еле слышный стон. Через минут двадцать заключенные также тихо вышли и заперли за собой дверь. В эту ночь я не сомкнул глаз. А на следующий день, когда нас вывели из камер для того, чтобы повести на прогулку, я увидел, как парень напротив меня еле как вышел на построение. Он хромал так, словно одна его нога была парализована. Из угла рта до сих пор сочилась кровь, которую он поминутно вытирал. Переносица была опухшая, а глаза потухшие. Именно так я и понял, что меня не трогали до сих пор только из-за прихоти Люка.
После прогулки наступида привычная тишина. Я уже лежал в своей камере с закрытыми глазами, а мои мысли расплывались и понемногу исчезали. В этот момент меня выдернул из дремоты знакомый звук. Я услышал тележку охранника, который разносил еду. Характерный скрип колеса приводил в легкое возбуждение всех заключенных. Хоть кормежка и была отвратительная, но всегда присутствовало некое любопытство, которое разряжало обстановку: какую дрянь на этот раз нам дадут?
Я привычно встал и подошел к двери, выжидая, когда подкатится тележка с массой, называемой едой. В окне появилось лицо молодого охранника. Я подумал, что он был слишком худ для такой работы. Парень в черной форме пристально посмотрел на меня и наложил в тарелку что-то похожее на кашу. Он протянул в отверстие поднос, на котором помимо бежевого месива в металлической посудине была еще и кружка с мутным чаем. Но было и еще кое-что новое — небольшой сверток в черном целлофане. Я в нерешительности потянулся за ним и вопросительно посмотрел на охранника.
— Давай быстрее, другие тоже жрать хотят! — рявкнул он и выразительно посмотрел на черный предмет.