Главврач

Патологическая обстоятельность, также именуемая вязкостью мышления, может развиваться при эпилепсии, которой Константин не страдал, а также при опухолевых заболеваниях головного мозга, от которых никто не застрахован. Зацепится мышление за что-нибудь, например — за накладные, и начинает топтаться на месте…

Настроение сразу же испортилось. Ничего себе начало нового дня! Эх, если бы был под рукой томограф, то можно было бы проверить голову…

Томограф!

Накладные, которых посторонним видеть не следует!

«Какой же ты стал тупой! — не то посочувствовал, не то упрекнул внутренний голос. — Талдычу тебе, талдычу…»

Размышлять о причудливой связи бессознательного с сознательным не было времени. Гениальная (иначе и не скажешь!) идея требовала детального осмысления.

— А мы вам рокировочку, Вячеслав Александрович… — бормотал под нос Константин, идя по Рязанскому проспекту (от дома до работы он ходил пешком практически в любую погоду, за исключением особо мерзопакостной — рукой подать, да и полезно для здоровья). — Получай гамбит, паразит… Коготок увязнет — всей рыбке песец… Огхизинга́ кхутогхи́м… Вали кулем — потом разберем…

Узбекский мат почему-то вспоминался в минуты наивысшего довольства собой. Дедушка Фрейд непременно нашел бы этому подходящее объяснение, но у Константина были другие, более важные занятия и вообще он не имел склонности к рефлексивным самоанализам.

В медсанчасти Константин пробыл до двух часов дня, а затем поехал на встречу с нужным человеком. Домой за машиной возвращаться не стал, поскольку офис нужного человека находился в самом центре Москвы — у станции метро «Кузнецкий мост», куда не стоило соваться на железном коне, лучше уж на своих двоих, быстрее будет. Опять же, если удастся обо всем договориться, то можно будет порадовать себя вкусным ужином в каком-нибудь уютном заведении, а после такой радости за руль садиться противопоказано.

В троллейбусе, а затем в метро, Константин читал газету. Перед важным разговором нужно расслабиться, отрешиться от суеты, дать голове отдохнуть. Газеты, напичканные пустопорожней бессмыслицей, подходили для этой цели идеально. Выйдя из метро, Константин несколько раз произнес: «Вагаршак Артаваздович», сначала медленно, а затем бегло. Если у человека, с которым предстоит общаться, труднопроизносимое имя, то лучше потренироваться заранее. Люди крайне болезненно реагируют на искажение их имен. Что уж скрывать — и сам не без греха, всех поправляет: «не Ивано́в, а Ива́нов». Ива́нов, любитель мягких диванов…

За привычку использовать диван служебного кабинета в неслужебных целях подчиненные прозвали главного врача Диванычем. А что? Нормальное прозвище, уважительное и дружелюбное. Не то, что у товарища Худайбердыева, директора школы, в которой учился Константин. Того сначала звали Худаем, а затем сократили прозвище до общеизвестной трехбуквенной комбинации. Прикольным было то, что директор откликался на свое прозвище — как услышит, так головой начинает вертеть…

В офисе Вагаршака Артаваздовича церемоний было больше, чем при королевском дворе. Сначала одна из трех красоток, сидевших за рецепционной стойкой, провела Константина в некое подобие гостиной и предложила кофе. К маленькой чашечке с бодрящим напитком прилагалась дюжина вазочек со сладостями. Следуя восточному этикету, Константин пригубил густой, словно сметана, кофе и съел кусочек халвы. При всем желании, больше он ничего съесть и выпить не успел, потому что явилась другая девушка и пригласила его пройти в приемную генерального директора.

В приемной ритуал повторился, только в более скромном виде — вазочек оказалось всего четыре и сладости в них лежали не восточные, а европейские — миниатюрные шоколадки да печенье. Константин снова пригубил кофе и съел шоколадку. Только подумал — не попробовать ли и из другой вазочки? — как секретарша пригласила его в кабинет. И как пригласила — встала, распахнула дверь и сделала приглашающий жест рукой. Ну, разве что, только в пояс не поклонилась.

— Хотите кофе? — первым делом спросил хозяин кабинета.

— Благодарю вас, Вагаршак Артаваздович меня уже два раза угостили, — церемонно ответил Константин, порадовавшись тому, что сумел произнести сложное имя без запинки.

Выслушав Константина, Вагаршак Артаваздович постучал длинным пальцем по высокому лбу мыслителя — то ли привычка такая, то ли намек собеседнику — и сказал:

— Звучит привлекательно, но пахнет плохо.

— Вам-то какая печаль? — удивился Константин. — Вы хорошо заработаете, причем практически ничем не рискуя.

— Не рискуя? — с кривой усмешкой переспросил собеседник. — Это вам так кажется. Только не надо мне говорить, что тот, кто не рискует, не пьет шампанского. Я пью только коньяк…

По доносившемуся от Вагаршака Артаваздовича запаху Константин уже понял, что тот предпочитает крепкие напитки, причем — в хороших дозах.

— Была бы у вас частная организация, тогда другое дело… — продолжал Вагаршак Артаваздович. — Но проворачивать такое с государственной конторой, да еще и с оборонным заводом я не согласен. Себе дороже. Много вопросов может возникнуть.