— Теперь немного о ваших правах, — продолжил Конкин. — Члены добровольных народных дружин могут задерживать граждан, совершающих правонарушение, и сдавать их в руки милиции. Также вы имеет право составить протокол, и он будет иметь такую же силу, как и, к примеру, мой. Только составлять его нужно внимательно, грамотно, ну да у вас, я думаю, сложностей не возникнет, товарищи журналисты.
Он раздал всем образцы оформления протокола и по несколько листов желтоватой писчей бумаги. Предусмотрительный у нас участковый, а я вот насчет этого не подумал. Как-то и забыл, что дружинники в СССР — это полноценные помощники милиции. В будущем у нас в городе казаки помогали город патрулировать и одна частная контора, которую местный бизнесмен создал перед выборами. Но и к тем, и к другим вопросов было много, потому что в российском законодательстве уже не было такого понятия как «дружинник», имеющий те же права, что и полицейский.
— Но бить ведь нельзя? — осторожно спросил Аркадий Былинкин, и это было немного странно слышать от мальчика-одуванчика в очках. Впрочем, участковый воспринял молодого корреспондента всерьез.
— Ни в коем случае, — Конкин резко покачал головой. — Задерживать — да, можно. Не пускать и все такое до приезда наряда. А вот кулаками махать — нет. Еще вопросы?
— К одежде ведь не придираемся, правильно? — Леня Фельдман напомнил о еще одной стороне советской общественной жизни.
Еще в семидесятые и даже вроде как в первой половине восьмидесятых дружинники могли докопаться к излишне яркой или просто заграничной одежде. Делали так, по рассказам папы, не все — народ уже в массе своей перестал преследовать «стиляг», но отдельные дружинники могли быть слишком категоричны. Особенно «комса», как хулиганы и прочие возмутители спокойствия презрительно называли членов ОКОД, оперативных комсомольских отрядов дружинников. Опять же, нельзя всех под одну гребенку, всякие там люди были, и законопослушным гражданам нечего было опасаться. Но бывало, что доходило и до эксцессов, так что вопрос нашего фотографа был отнюдь не праздным.
— Нет, за внешний вид мы не осуждаем и протоколы не выписываем, — смущенно усмехнулся Конкин. — Разве что гражданин одет и выглядит как попало, потому что в состоянии опьянения. Вот этих с улиц убираем.
— Куда? — испуганно округлила глаза Люда.
— В вытрезвители, куда же еще, — развел руками участковый. — Ну, что — раз вопросов больше нет, разбираем амуницию, делимся и вперед, на маршруты. Евгений Семенович?..
Конкин провел перекличку, а я тут же выдавал каждому нехитрый набор: красная нарукавная повязка с надписью «Дружинник», значок, удостоверение и свисток. Последний, как пояснил милиционер, на хулиганов действует отрезвляюще — мало ли кто свистит.
Поделились мы, исходя из принципа, что девушки без поддержки ходить не должны. В итоге в одной группе у нас были Катя с Людой, водитель Сева и Никита Добрынин, во второй Аркадий, Андрей и Леня, а в третью вошли мы с завгаром Доброгубовым и моим бессменным заместителем Бульбашом. Впрочем, его я теперь смело мог назвать и хорошим другом.
Я заглянул в собственное удостоверение. Фото, как и в журналистских «корочках», круглая печать с подписью председателя райисполкома Кислицына. И коротко те самые права, о которых говорил участковый Конкин: возможность требовать предъявления документов, «составлять акты о нарушениях общественного порядка и доставлять нарушителей в штаб дружины или отделение милиции».
— Если что, мне можно позвонить вот по этому номеру, — добавил Конкин и положил перед Зоей, которая у нас дежурила на телефоне, аккуратно вырванный из блокнота листок. — А теперь — по коням!
— По коням! — подхватил Бульбаш.
Мы нацепили повязки, прикололи к курткам значки и направились по распределенным маршрутам. Сложного на первый взгляд не было ничего — фактически нам требовалось нарезать круги и следить за порядком. Нашей с Доброгубовым и Бульбашом тройке достался участок возле городского дома культуры. Оказывается, у нас в советские времена был и такой. В будущем его закроют и сделают офисный центр с обязательным супермаркетом на первом этаже и парочкой закусочных. А сейчас, в этом времени, ГДК тащил на себе те же танцы, мастерские и фотостудии. В меньшем масштабе, нежели в районном доме культуры, но все-таки.
Сегодня там был обычный творческий вечер, когда десятки детей и взрослых спешили провести свой досуг с пользой. Интернета еще нет, онлайн-кинотеатров тоже, а потому люди стремятся заполнить свободное время так, как потом некоторое время будет немодно. В девяностые дома культуры будут тянуть на себе энтузиасты-бессребреники, государству они станут не нужны. А в двухтысячные или, как я не люблю их называть, «нулевые» многие ДК оптимизируют вместе с фельдшерскими пунктами, школами и детсадами. Потому что нерентабельные. Потом дело начнет выправляться, кое-где даже новые ДК станут открывать, но до того погружения, как сейчас, стране придется еще долго восстанавливаться.