Вместо Жанны, которую по договоренности с заведующей отделением перевели на усиление в другое крыло, пост заняла добродушная старушка Надежда Архиповна. Для нее я был самым обычным пациентом, который поступил только сегодня после укуса собаки в лицо. А вот Жанна, зная, кто я на самом деле, могла сфальшивить. Поэтому Кайгородов предложил рокировку.
— Интересно же, Надежда Архиповна, — я немного посопротивлялся для виду, но все же направился к черно-белому «Горизонту». И тут мирное существование отделения оказалось нарушено.
— Свободную палату, срочно! — громким ясным голосом проговорил доктор в невысокой хирургической шапочке, и медсестра довольно проворно для своего почтенного возраста подскочила к носилкам с окровавленной девушкой.
— Ой, это что же с ней? — воскликнула Надежда Архиповна. — Кто с ней так?
— Бытовая драка, — ответил доктор. — Муж-алкоголик напился и рукоприкладством занялся. Хорошо, соседи милицию вызвали. Скрутили пьянчугу, но жену, зараза, успел побить. Оформляйте по городу.
— Сейчас-сейчас, — засуетилась медсестра. — Вот там свободно, туда ее вкатывайте.
Двое рослых санитаров вкатили носилки в палату, где лежала Соня, доктор с Надеждой Архиповной прошли следом. Я посмотрел на захлопнувшуюся дверь и поковылял к продавленному диванчику перед телевизором. На экране Татьяна Самойлова и Алексей Баталов играли историю двух влюбленных на фоне событий Великой Отечественной. Как-то вышло, что я ни разу не смотрел «Летят журавли» целиком, и потому втянулся в перипетии сюжета с головой. А вскоре к старенькому «Горизонту» потянулись страждущие, истосковавшиеся по информации и культуре. Спустя пару минут небольшой холл оказался забит чуть ли не до отказа, и я даже испугался, что вся операция пойдет насмарку из-за такого количества свидетелей. Но быстро сообразил, что преступник вряд ли пойдет на свое черное дело в такое раннее время. Нет, он дождется, когда все уснут.
Бригада, что привезла избитую девушку, с таким же шумом и гамом покинула отделение. Надежда Архиповна, охая и качая головой, вернулась на пост. Потом радиоточка сообщила, что в Москве уже двадцать два часа, и добродушная медсестра моментально подобралась. Безапелляционным тоном она разогнала всех по палатам, а в коридоре погасли яркие дневные лампочки и включилось теплое дежурное освещение. Пришлось и мне подчиниться. Правда, спать я не собирался и утянул с собой томик «Евгения Онегина». На небольшой полочке у телевизора лежали и другие книги, но мне захотелось вспомнить про дядю, который самых честных правил.
— Кашеваров, до утра потерпи, голубчик, — Надежда Архиповна, несмотря на теплые слова, все еще была строга, и ослушаться ее не смел даже суровый фронтовик Василич, мой сосед по палате.
— А я просто рядом положу, на тумбочку, — сказал я. — С утра почитаю.
— Хорошо, — согласилась медсестра, и мы зашли в нашу «келью». Я, Василич и старый грузин Джемалий Акакиевич.
Оба пенсионера еще некоторое время перекидывались скабрезными шутками, затем фронтовик нечаянно или, наоборот, умышленно спросил, по каким морям плавал Акакьич, и тот взорвался праведным гневом. Минут десять я слушал, как престарелый рыболов объяснял, что плавает исключительно определенная субстанция, а по морю ходят. Василич тихонько посмеивался, из чего я сделал вывод, что все он прекрасно понимал и подшучивал над грузином. Затем они как-то быстро уснули и начали храпеть наперегонки. Захочешь и не уснешь!
Я ворочался, специально не закрывая глаза, чтобы не сморило. После прививки меня беспокоил легкий озноб, пришлось закутаться в одеяло, и стало невероятно уютно. Я стал обдумывать, что еще смогу сделать в газете, когда меня восстановят, потом переключился на мысли об Аглае. Как назло, мужской организм начал представлять ее в пикантных кружевах, пришлось даже сесть, откинув одеяло, чтобы опять зазнобило. Я специально сдвинулся на край жесткой советской койки, чтобы железо врезалось в филейную часть. Вот так, чтобы максимально некомфортно.
А потом я услышал голоса. Один из них принадлежал Надежде Архиповне, другой был приятно бархатистым мужским. Я обещал Кайгородову, что не буду отсвечивать, но ходить в туалет мне никто не запрещал. Тем более что позывы были реальными, а не надуманными.
— Кашеваров, голубчик, куда тебя понесло? — всплеснула руками медсестра. — Первый час ночи!
— Кашеваров? — переспросил гладко выбритый врач в глухо застегнутом халате. — Главный редактор?
— Нее, — чуть хрипловатым голосом сказал я. — Я вас умоляю, доктор!..
— Обознался, — улыбнулся мужчина. — Однофамилец, значит…
— Так куда пошел-то? — вновь позвала меня Надежда Архиповна.
— В туалет, теть Надь! — для проформы я даже сделал вид, что возмутился. — Нельзя, что ли? Чаю надузился в буфете, вот маюсь теперь.
— Давайте бегом, Кашеваров, — строго сказал врач. — У вас особый режим, его нарушать нельзя.
«А вы кто такой?» — чуть было не вырвалось у меня, но я вовремя прикусил язык.
— Здесь все больные, у всех режим, — вместо этого буркнул я и уверенно направился к туалету.