Главный разведчик мог стать президентом. Карьера Евгения Примакова

— Да вот, завтра диссертацию защищаю.

— Кандидатскую? — одобрительно спрашивает Афанасьев.

— Нет, докторскую.

Афанасьев немедленно перешел на «вы» и тут же забрал у него книги:

— Дайте, пожалуйста.

Евгений Максимович Примаков стал доктором наук в сорок лет, для гуманитария это очень рано.

Он человек с сильной волей. Кто защищался, знает, что перед защитой докторской диссертации не спишь, не ешь, масса дел, последние приготовления, волнуешься. А что Примаков?

Он потом рассказывал:

— В одиннадцать защита. Я знал, что в десять мне надо быть в институте. Я в девять утра лег поспать и думаю — через полчаса надо проснуться. Прилег, заснул, ровно через полчаса проснулся и поехал защищать диссертацию…

Когда Примаков вернулся из командировки в Каир, заместитель главного редактора «Правды» Николай Николаевич Иноземцев уже ушел из газеты и возглавил Институт мировой экономики и международных отношений. Примаков приехал к нему повидаться.

Иноземцев решительно сказал:

— Хватит тебе сидеть в «Правде». Тебе надо переходить в науку. Иди ко мне заместителем.

Не каждый мог решиться уйти из «Правды». Работа в первой газете страны сулила как минимум постоянные командировки за рубеж. Каждая публикация в «Правде» была заметной. Но Иноземцев сделал Примакову предложение, от которого тот не мог отказаться. Как выяснилось потом, это был верный шаг. Евгений Максимович рассказывал, что его приглашал заместителем и Георгий Аркадьевич Арбатов, бывший работник ЦК и директор только что созданного в системе Академии наук Института США и Канады. Примаков выбрал более крупный Институт мировой экономики и международных отношений. Тем более, что с Иноземцевым он уже работал.

30 апреля 1970 года Примаков был назначен заместителем директора Института мировой экономики и международных отношений Академии наук. Ему было всего сорок лет, для его возраста — прекрасная научная карьера. ИМЭМО считался самым влиятельным и солидным институтом в сфере общественных наук.

Николай Иноземцев был самый молодой в ту пору академик. Примакова стал де-факто его первым заместителем. Иноземцев дорожил Примаковым. Они проработали вместе практически двадцать лет.

ИМЭМО пытался заниматься политическим и экономическим прогнозированием. Здравые оценки развития западной экономики, ясное дело, не совпадали с партийной пропагандой, которая обещала на политзанятиях скорый крах мирового капитализма. В 1971 году заместителя директора института Примакова вызвали в ЦК — объясняться на сей счет.

«Один из читателей нашего журнала, — вспоминает Примаков, — отставной генерал НКВД пожаловался в ЦК на то, что во всех сценариях развития экономики до 2000 года фигурирует «еще не отправленный на историческую свалку» капиталистический мир. Нас обвинили в ревизионизме, и пришлось писать объяснительную записку в отдел науки ЦК».

Иноземцев и Примаков верили в научно-технический прогресс. Думали — это рычаг, который двинет страну вперед. Институт писал записки в правительство с предложениями дать предприятиям свободу, отменить монополию внешней торговли, позволить производителям самим выйти на внешний рынок, но эти идеи не воспринимались.

К директору Примаков относился с пиететом, обращался исключительно на «вы» и по имени-отчеству: Николай Николаевич.

Иноземцев много раз предлагал перейти на «ты»:

— Да, брось ты, Женя, эти церемонии.

Примаков соблюдал политес. Это восточное воспитание.

Когда он только пришел, академические коллеги настоящим ученым его не признали, считали всего лишь умелым журналистом. Пренебрежительно говорили, что Примаков защитил докторскую диссертацию по книге — причем одной на двоих с журналистом Игорем Беляевым.

Примаков и Беляев, тоже правдист, написали толстую книгу «Египет: время президента Насера» и решили на ее основе защитить докторские диссертации. Но это была тактическая ошибка: докторские диссертации — в отличие от книг — в соавторстве не пишутся. Ученый обязан продемонстрировать творческую самостоятельность.

Один из сотрудников ИМЭМО вспоминал:

— Они с Игорем Беляевым, два арабиста, принесли в институт совместную работу и хотели защититься. Им, как полагается, устроили так называемую предзащиту — это обязательное широкое обсуждение. Накидали множество замечаний, народ даже хихикал по поводу этого соавторства. Примаков и Беляев все правильно поняли, разделили свой труд, представили диссертации в новом виде, и оба успешно защитили докторские…

Когда Примаков пришел в институт, было достаточно скептических настроений:

— Да кто он такой? Журналист (это слово научные работники произносили с оттенком пренебрежения)? А что он понимает в настоящей науке?

Но эти разговоры быстро закончились. Все увидели, что Примаков умелый организатор, а в академическом институте это редкость, потому что, как мне говорили его коллеги, «гениев много, а работать никто не умеет и не хочет». Он знал ближневосточный конфликт во всех его подробностях, во всех его скрытых и открытых сторонах, понимал подводные течения и взаимосвязи, со многими политиками, игравшими ключевую роль на Ближнем Востоке, был знаком лично.