Главный конструктор

— Посадка любого космического корабля — трудное дело. Едва ли менее сложное, чем вывод корабля на орбиту. Собственно говоря, при посадке надо решать обратную задачу — погасить всю скорость, которую сообщила ему ракета. Прежде всего нужно помнить, что корабль входит в плотные слои атмосферы с огромной скоростью. Возникают большие тепловые и динамические нагрузки. Естественно, что от того, как входит корабль в плотные слои, зависит очень многое.

Правильный вход обеспечивает целостность корабля. Мы знаем, что газовая оболочка Земли надежно прикрывает ее. Большинство метеоритов, влетев в атмосферу, сгорает. Корабль не должен сгореть!

Но это зависит не только от соответствующей конструкций корабля. Важно и то, как происходит его спуск, так сказать, — технология спуска. Наш корабль будет спускаться по определенной траектории, которую мы можем выбирать.

Конечно, мы прежде всего думаем о людях, которые спускаются в корабле. Мы должны сохранить все жизненные условия, не допустить больших перегрузок. А те перегрузки, от которых мы избавиться не можем, должны действовать в нужных направлениях. Во всем этом и есть сложность участка спуска корабля. Вы знаете, что все космические корабли «Восток» успешно приземлились. Правда, сами космонавты могли катапультироваться из корабля со своими креслами. Но корабль садился благополучно.

На корабле «Восход» не предусмотрено катапультирование космонавтов. Они будут в корабле до момента его соприкосновения с Землей. Хочу особо отметить, что посадка будет мягкой. Мягкой — это значит, что его скорость при соприкосновении с Землей будет либо равна нулю, либо очень небольшая. Для этого «Восход» снабжен специальной системой, разработанной советскими учеными.

— А если корабль сядет на воду? — спросили Сергея Павловича.

— Правильный вопрос. В этом случае скорость приводнения тоже будет очень малой. Корабль непотопляем. Могу сказать, что при доработке мягкой посадки мы сажали корабль при очень сильном ветре, а на море — при сильной волне.

Сергей Павлович не любил словесных штампов и часто подшучивал над корреспондентами. И на этот раз сказал: «Знаю я вас, вы вместо дела напишите, что ракета вдвое выше Московского университета».

Примерно в то же время в беседе с автором этой книги Сергей Павлович сказал, что «корреспондент должен быть сдержанным в оценке значения отдельных личностей в современных космических делах. Нельзя жить в пещерном веке журналистики, когда одному ученому приписывалось все». Я знал, что для Сергея Павловича это были не просто слова. Я слышал рассказ о таком эпизоде. Когда Королеву сообщили, что решено присудить ему медаль за успехи в освоении космоса, он спросил:

— Мне одному или группе конструкторов?

— Вам одному.

— Думаю, — после паузы тихо ответил он, — что это будет неверно…

Медаль была вручена группе наших ведущих конструкторов.

Сергей Павлович заботился, чтобы ни одно имя ученого, занимавшегося ракетной техникой, не было забыто. Он был инициатором издания трудов Ф. А. Цандера и других пионеров ракетной техники, увековечения их памяти.

На окраине Кисловодска, на одной из окружающих его возвышенностей, среди могил погибших героев Великой Отечественной войны установлен гордый памятник. На сером гранитном основании две вертикальные мраморные плиты — серая и черная, как бы оттеняющие одна другую. На сером мраморе — барельеф человека, который над чем-то глубоко задумался. В верхнем выступе стоит отсвечивающая светлым металлом ракета.

Кого увековечил памятник, что за ракета высится над ним? Это барельеф Ф. А. Цандера, а рядом — модель одной из первых советских ракет (ГИРД-X), построенная группой по изучению реактивного движения под его руководством.

Под барельефом, воссоздающим вдохновенный облик Цандера, написано: «Пионеру советского ракетостроения, энтузиасту межпланетных полетов». А сбоку — по черному мрамору золотом — крылатые его слова: «Вперед, товарищи, и только вперед! Поднимайте ракеты все выше, выше и выше, ближе к звездам!»

«Достижение в космосе, — любил повторять Королев, — складывается из многих кирпичиков. Мне, например, легко жить: все работают, а я лишь собираю результаты».

При мне состоялось три разговора, которые показали, насколько ему «легко жить». Первый разговор:

— Товарищ Б., — строго говорил Королев кому-то по телефону. — Так нельзя. Если еще раз так сделаете, я приму решительные меры против вас. Не объясняйте, а исправляйте. Завтра утром буду…

Второй разговор, опять по телефону:

— План полета просмотрел. Весь измарал. А вот документ о макете совсем нехорош. Какой же это макет, если полностью оснащен аппаратурой? А у вас на двух страницах двадцать раз слово «макет». Неряшливо составлено.

Третий разговор:

— Надо нам новое направление обозначать. Но туда я могу назначить только человека, который хорошо знает авиацию, как ты узнал ее за 30 лет совместной нашей службы…

Тщательно, требовательно, с позиций завтрашнего дня относился Сергей Павлович к вопросам большим и малым, ведь от них зависел успех каждого полета.