Главная тайна Библии. Смерть и жизнь после смерти в христианстве

Когда уже ни капли краски Земля не выжмет на холсты,
Когда цвета веков поблекнут и наших дней сойдут цветы,
Мы – без особых сожалений – пропустим Вечность или две,
Пока умелых Подмастерьев не кликнет Мастер к синеве.

И будут счастливы умельцы, рассевшись в креслах золотых,
Писать кометами портреты – в десяток лиг длиной – святых,
В натурщики Петра, и Павла, и Магдалину призовут,
И просидят не меньше эры, пока не кончат славный труд!

И только Мастер их похвалит, и только Мастер попрекнет —
Работников не ради славы, не ради денежных щедрот,
Но ради радости работы, но ради радости раскрыть,
Какой ты видишь эту Землю, – Ему, велевшему ей – быть!⁵

Это многообразие представлений конца XIX века отражают, как мы увидим, церковные гимны и молитвы.⁶

Но снова вернемся в прошлое, на этот раз еще более далекое, и обратимся к творчеству Шекспира. В комедии «Мера за меру» герцог обращается к осужденному Клавдио с ободрением, чтобы тот достойно встретил смерть. Сама жизнь, говорит герцог, не такая уж великая ценность, и, возможно, смерть ничуть не хуже:

Твой лучший отдых – сон.
Его ты вызываешь и дрожишь
Пред смертью, тем же сном. Ты не цельна,
А состоишь из тысячи частиц,
Рожденных прахом. Ты не знаешь счастья,
Все гонишься за тем, что не имеешь,
Не ценишь то, что есть. Ты переменна
И настроения свои меняешь Вслед за луной.
В богатстве ты бедна И, как осел, под слитками сгибаясь,
Несешь свой груз, богатый лишь в пути,
А смерть его снимает. Ты – без близких,
Ведь даже плоть, которой ты отец,
И порожденье чресл твоих клянут
Паршу, подагру, ревматизм за то,
Что не прикончен ты. И, возрастов не зная,
О них ты только грезишь, как во сне:
Ведь молодость цветущая твоя
Как немощная о поддержке просит
У старости разбитой; старику ж
Без красоты, без страсти и без сил
Не нужно и богатство. Что ж еще
Зовется жизнью? И хоть в жизни скрыто
Смертей без счета, мы страшимся смерти,
Что исправляет все.

На какое-то время эти размышления утешают Клавдио. Он отвечает:

Благодарю…
В стремленье к жизни нахожу я смерть,
В стремленье к смерти – жизнь. Так пусть приходит.

Но вскоре после этого Клавдио говорит с Изабеллой, которая готова пожертвовать своей честью ради его спасения. И тогда он оказывается перед дилеммой: смерть, говорит он, – страшная вещь:

Но умереть и сгинуть в неизвестность,
Лежать в оцепенении и тлеть,
Чтоб тело теплое, живое стало
Землистым месивом, а светлый дух
Купался в пламени иль обитал
В пустынях толстореберного льда;
Быть заключенным средь ветров незримых
И в буйстве их носиться все вокруг
Земли висящей; худшим стать средь худших,
Кого себе мы смутно представляем
Ревущими от мук, – вот что ужасно.
Тягчайшая, несчастнейшая жизнь,
Болезни, старость, нищета, тюрьма,
Все бедствия покажутся нам раем
Пред тем, чем смерть грозит.⁷

Это утешение не несет тепла; беспощадная реальность сохраняется и после смерти.