Она достала тетрадку и пустилась в пространные объяснения о том, как она перестала использовать сетки для своих точек, а теперь рисует в стиле граффити, чтобы появился «динамический эффект». Или что-то в этом роде. По правде сказать, мне было трудно уследить за ее мыслью. Я услышала только одно: «Я еще не приносила в школу свою новую игру, потому что в первый раз хотела сыграть именно с тобой».
– О, как мило, – почесала я голову. Какая же это скука, просто невозможно себе представить.
Она что-то продолжала говорить про точки, а я взглянула за стол Джун, чтобы отвлечься. Джун, Джек и Ави смеялись. Могу точно сказать – уж они-то не точки обсуждали! Иногда мне так хотелось набраться храбрости и сесть к ним.
Потом я посмотрела на стол Саванны. Там тоже смеялись и веселились. Саванна. Элли. Гретхен.
– Какая же она ужасная! – Майя проследила за моим взглядом.
– Элли? – В этот момент я смотрела именно на нее.
– Нет. Ксимена Ван.
Я обернулась и посмотрела на Майю. Я знала, что она ненавидит Ксимену, но что-то в ее возмущенной интонации удивило меня.
– Что ты имеешь против Ксимены Ван? Это Элли нас бросила, помнишь? И это Саванна плохо обращалась с нами.
– Неправда, – возразила Майя. – Саванна всегда хорошо ко мне относилась. В начальной школе мы часто встречались и играли вместе.
Я покачала головой:
– Да, Майя, но начальная школа не считается. В большинстве случаев эти встречи устраивали наши мамы. А теперь мы сами решаем, с кем хотим общаться. И Саванна выбрала не общаться с нами. Элли выбрала не общаться с нами. Так же как и мы выбираем не общаться с некоторыми людьми. Это не такая уж трагедия. И точно не вина Ксимены Ван.
Майя посмотрела на стол Саванны через очки. Глядя на нее, я поняла, что она выглядит в точности так же, как в детском саду, когда мы играли в тетербол на детской площадке или устраивали квесты для цветочных фей в парке на закате. В каком-то смысле Майя не сильно выросла с тех пор. Ее лицо, очки и волосы были совершенно такими же, как раньше. Она, конечно, вытянулась. Но почти все осталось прежним. Особенно ее манера говорить, она была точно такой же.
– Нет, Элли ко мне добра, – уверенно ответила она. – И Саванна. Я виню во всем Ксимену Ван.
Как февраль еще и денег нам принес!
К концу февраля мы заработали 36 долларов!
Миссис Атанаби опаздывала на каждую репетицию. Буквально. На каждую. Репетицию.
Дошло до того, что она входила на репетицию с хрустящими долларовыми банкнотами в руках наготове. Она просто появлялась, начинала говорить, протягивала нам деньги и приступала к занятию! Этот штраф превратился в плату за вход: она платила, чтобы пройти через эти двери. Так смешно!
Где-то в середине февраля она предложила поднять штраф за опоздание с одного до пяти долларов. Она уверяла нас, что это поможет ей впредь не опаздывать.
Какое там! Совсем не сработало. И теперь, вместо того чтобы входить с долларовыми банкнотами в руке наготове, она являлась с пятидолларовыми. Она просто кидала их на наши рюкзаки у входа, не говоря ни слова. Плата за вход.
«Боже, храни Америку».
Даже Ксимена уже повторяла за нами.
Как Ксимена сделала открытие
«Вознесение» превосходит все ожидания
«Вознесение» – мировая премьера в театре Нелли Регины – потрясающий дебют хореографа Петры Экеварри, выпускницы балетной школы Джиллиард, обладателя премии Принцессы Грейс. Гипнотизирующая интерпретация танцевальной моды 60-х в духе старых цветных фотографий времен детства автора в Восточном Гарлеме, этот танец – захватывающая и жизнеутверждающая дань уважения разношерстным, запоминающимся, но со временем забытым мелодиям десятилетия. Состоящая из сногсшибательных прыжков и новаторских па, которые выдают классическое прошлое Экеварри, эта работа создает визуальный нарратив вокруг одного танца, бугалу, в который вплетены все остальные элементы.
«Я выбрала бугалу в качестве изюминки всей композиции, – объясняет Экеварри, – потому что это единственный танец того времени, который с годами эволюционировал, отражая стили и жанры, в которых его исполняли разные музыканты и танцоры. Существует столько разных видов бугалу – латино, соул, ритм-энд-блюз, фанк, психоделик и рок-н-ролл. Этот танец – связующая нить, он находится на перекрестке всех жанров. Мы выросли в шестидесятые, и для меня и моих друзей музыка была всем. У меня не было денег на уроки танцев. Моим учителем было шоу “Американская эстрада”. А танцевальная мода тех дней – моей школой».
Экеварри начала учиться танцам только в двенадцать лет, но, когда это случилось, обратной дороги не было.
«Когда я попала в школу искусств и потом в Джиллиард, – вспоминает Экеварри, – я знала, что сделаю это. Я одержу победу. До этого никто из моих друзей не смог выбраться из нашего района. Это очень трудно».