Глава рода

«Боги, как же прекрасен его елдак. Такой твёрдый, жёсткий, большой, пышущий жаром… Словно у него между ног застряла молния Перуна, которая готова пронзить меня по любому моему желанию, стоит только слегка раздвинуть ноги и податься навстречу.» — мелькнула у лекарки мысль, в то время, как от секеля по телу волнами растекалось удовольствие.

Видно это и было последней крупицей. Настёна протяжно закричала, её тело содрогнулось и напряглось, а бёдра и лоно судорожно пульсировали. Лекарка, казалось, попала на небеса, настолько было велико её удовольствие. Её мясные врата брызгали соком на елдак Митьки, которые подхватил на руки судорожно вздрагивающую лекарку, которая стонала и до боли вцепилась ногтями в его спину. А ощущение, прикосновения его горячей влажной головки к её грязной дырочке только усиливало ощущения Настёны. Она слышала, что падшие девки в хмельных домах дают сношать себя и в эту дырочку, но она таким не занималась, но сейчас всё же получала удовольствие от этих горячих прикосновений.

Когда же она пришла в себя, то оказалось, что Митька аккуратно опустил её на колени и стоял над ней со своей вздыбленной дубиной, которая, казалось, сейчас лопнет под напором бурлящей крови и с тревогой смотрел на неё.

— Всё хорошо. Мне было очень хорошо, — сказала Настёна, отвечая на немой вопрос, после чего взяла орган отрока в руку. — А вот ты так и не облегчился.

Её губы налезли на его елдак. Настёне было странно чувствовать вкус смазки Митьки, перемешанный с её собственным соком, но за прошедшее время что только сумасшедшего не произошло, поэтому она решила просто расслабиться и поддаться волне наслаждения, которая с головой захватывала её. Горячий язык лекарки ловко гулял по стволу елдака парня, исследуя каждую жилку, обволакивая головку, в то время как губы тщательно и плотно обхватывали ствол, на который он насаживалась головой. Пара мгновений и Настёна, играясь одной рукой с ядрами Митьки, а другой пальчиками доя его орган у основания, запустила эту дубину в свой рот до самого упора. Она почувствовала, как большая головка отрока проскользнула в её горло, распирая его, но всё же доставляя удовольствие, но всё же мешая дышать.

Как только женщина попыталась сняться с этого мясного вертела, как Митька коротко зарычал и взяв её голову в плен своих рук сделал пару движений вперёд, на удивление мягко врываясь в её горло, хотя лекарке, показалось, что возбуждённый до предела отрок по звериному грубо ворвётся в неё. Но уже в следующее мгновение, все её мысли улетучились, смытые мощным потоком густого, пахучего семени. Митька бурно и мощно изливался прямо в глубину её горла. Настёна начала слезать с его елдака и отрок ей не мешал, окутанный пиком удовольствия. Мощные, густые и жирные струи его семени оставались в её рту и лекарка жадно из глотала , стараясь не пролить ни капли. Когда же парень закончил и осмысленно посмотрел на неё, то смог увидеть лишь две жемчужные капли, оставшиеся по уголкам её губ.

После они долго просто лежали, отдыхая после этого безумства, потом помылись, Настёна вновь покрыла пострадавшую кожу Митьки мазью, а утром отпустила домой. В родовое поместье отрок возвращался в повышенном расположении духа, но вот стоило ему войти в ворота, как он тут же уловил царившую над двором мрачную атмосферу.

Из дверей ему навстречу вышли бабушка, мать и тётка. Они были мрачны и молча указали на пять телег, стоящих на подворье. Ещё ничего не понимая, Митька приблизился к ним и заглянув, поражённо замер, хватая ртом воздух, который никак не хотел проталкиваться внутрь, а его лицо побелело, как полотно. Сотня вернулась с похода. А деда, отца, дядьку и обоих братьев вернули. Они лежали на телегах с закрытыми глазами, словно спали, но это был вечный сон.

— Теперь ты старший муж семьи. — торжественно, но со слезами на глазах сказали женщины. — Приветствуем тебя, глаза рода Лисовых.

Сказав это, они поклонились и тут же повязали свои лбы чёрными лентами — повязками вдов.

Земля ушла у Митьки из под ног.

Наложница

Митька пружинистым шагом шёл в сторону поместья, кивая на приветствия встречающихся по дороге жителей города. Если раньше его многие знали просто как внука Кирилла — сотника кованной рати, которую он привёл к расцвету и оберегал долгие годы своего управления ей, — то теперь его знали, как молодого парня, который стал главой рода и всеми силами поддерживал статус семьи, не давая ей упасть в бедность.