Наверно, только моему отцу мог не понравится этот Человека Мира. Хотя имею ли я право судить. Вот когда будет у меня взрослая дочь, я сам захочу ли ей такого мужа, который к тому же женится на каждой встречной?
И я ещё додумываю свою мысль, когда мой отец присоединяется ко мне в вестибюле.
- Я не знал, - садится он рядом со мной на лавочку у большого, во всю стену, окна.
За окном темно. Тихо шуршит дождь. В маленьком мокром палисаднике создают уют бледные круглые фонари. И я киваю вместо ответа.
- Я приезжал. Не буду врать, будто чувствовал про беременность, про ребёнка. Даже не подозревал. Но я просто её любил. И, может, если бы настоял, дождался, не поверил твоей бабке, что она замужем, - он вздыхает. - Что уже теперь. А ведь я потому и приехал, что никак не решался жениться. Стоял у запертой калитки за глухим забором и всё думал: если она сейчас выйдет, я её ни за что не отпущу. И гори оно всё синим пламенем. Заберу, увезу, не буду даже спрашивать её согласия.
- Мать ей даже не сказала, что ты приезжал. Но она тоже тебя ждала, - сердце сжимается от его откровений.
И эта скользкая, жалящая мысль, что ведь и правда всё могло сложиться не так. Только кто же знал.
- Не повторяй её ошибок со своей дочерью, - хлопаю его по ноге и встаю.
- Саша, - окликает он меня. Я замираю, разворачиваюсь. И хоть с языка рвётся привычное «Алекс», не поправляю его. Первый раз не возражаю. Он протягивает мне старенький снимок. - Это единственная фотография, что у меня была.
Они такие молодые. И такие счастливые на этом блестящем свежеструганными перилами мосту.
- Я однажды спросил, почему она назвала меня Саша, - вглядываюсь в мамино лицо. А ведь я думал, что её забыл. Но нет, она именно такой и осталась в моей памяти. Красивой, женственной, всегда улыбающейся.
- И что она тебе ответила?
- Что не знает имени лучше, - возвращаю я снимок.
- Оставь себе, - встаёт он. - Полина сказала, у тебя ничего не осталось.
- Спасибо, - усмехаюсь, пока прячу снимок в карман. Вот что-что, а шпионка из моей жены так себе: всё разболтала. Но, наверно, это и к лучшему, что он знает так много. Что мне ничего не придётся объяснять самому.
- Твоя мать была лучшим воспоминанием в моей жизни. Я и представить не мог, что она подарит мне так много. Сына, - разводит он руками. - Сына, о котором я всю жизнь мечтал.
- Не торопись с выводами, отец, - я всё же произношу это слово. И оно даже не режет слух. Не застревает в горле. Не звучит чем-то чужеродным. - Я тот ещё подарочек.
- Твоя жена беременна?
- Да, - улыбаюсь. Есть что-то новое в том чувстве, что скоро и я стану отцом. Что кто-то тоже совсем скоро назовёт меня «папа». - И, пожалуй, мне пора присоединиться к ней.
- Конечно, пойдём. Я надеюсь, у нас ещё будет время поговорить, сын, - хлопает он меня по плечу.
- Надеюсь, - открываю я дверь в зал.
Но телефонный звонок, на рингтон которого я не могу не ответить, заставляет меня задержаться.
- Вера? Что-то случилось?
- Нет, Александр Юрьевич. Здравствуйте. Всё в порядке, - голос у врача из госпиталя, которая согласилась присматривать за Демьяновым и дальше, ровный и сдержанный. - Я хочу просто передать трубочку кой-кому.
И до того, как я успеваю согласиться, слышу шорох, когда телефон передают из рук в руки.
- Здорово, Санёк! - хриплый, но бодрый голос, который заставляет меня улыбнуться.
- Здорово, старый чёрт, коли не шутишь.
- Что, с именинами тебя, пройдоха?
- Спасибо, Ефремыч. Рад тебя слышать.
- А то ж не рад, - то ли смеётся он, то ли кряхтит, покашливая. Но ослабшие голосовые связки не мешают ему выматериться, когда что-то грохается на пол. - Неуклюж я что-то пока, как медведь. Но ты же приедешь навестить старика?
- Да чего же не приехать, - улыбаюсь я.
- Хоть обниму тебя, засранца. Да перетрещать надо. А то меня тут какими-то байками кормят.
- Приеду, Ефремыч, приеду.
«Вот прямо сегодня, может быть, и приеду», - смотрю на часы, прикидывая сколько времени мы ещё просидим, сколько уйдёт на дорогу.
- Не буду тогда тебя задерживать. Празднуй. До встречи! - отключается он.
И я позволяю себе хоть недолго, а расслабиться за праздничным столом.
46. Виктория
Есть очень немного вещей, которые я, наверно, не смогу простить своему мужу. Наверно, таких вещей даже нет. А глядя на две трогательных пары на маленьком танцполе, я добавляю к его счёту два дополнительных очка. Чтобы, если однажды он сделает что-то, что мне очень не понравится, прежде чем его казнить, я бросила эти два камня на чашу весов, и она качнулась бы в пользу помилования.
Раз. Его отец помирился с женой. И они - очень красивая пара. Просто идеальная: высокий статный мужчина и ухоженная женщина с осанкой английской королевы.
И два. То, как прижимает к себе Полину Роман, заставляет мурашки бегать табунами по моей коже.