Гладиатор (СИ)

— Подумал. Хорошо подумал, — омега обессилено упал на лавку, хватаясь руками за голову. — Ему будет плохо, я уверен, что он будет скучать… но жизнь не стоит на месте. Tempus omnia sānat, как говорят здесь у вас. Время вылечит все… А желающих составить генералу пару более чем достаточно.

От беты не укрылось, что Офиару старается не называть мужа по имени.

— Может, их и предостаточно, но кроме тебя ему никто не нужен…

— Хватит!

— Нет, послушай! Да, я понимаю, почему ты принял такое решение, и мне очень жаль, что боги ещё не успели вас осчастливить, но ведь на это нужно время.

— Сколько? Сколько времени?! Ровно столько, чтобы я наложил на себя руки, прямо здесь, перед любимым, беременным братом и папой?! Ты не понимаешь! Это сводит меня с ума!

Горячие слезы текли по бледному измученному лицу омеги, потерявшего надежду.

Сулла опустился рядом, и обнял его крепко.

— Офиару, послушай. Все наладится.

— А если нет, — всхлипывая, пропищал беспомощный омега.

— А если нет, — у раба разрывалось сердце, но неискренние слова, пусть и во спасение, не помогли бы сейчас, когда омега находился на грани истерики. — А если нет, то на все воля богов.

Сулла, почувствовал, как хрупкое тело в его руках сжалось сильнее, сотрясаясь от задушенного плача.

— Я… я не смогу, — через несколько минут выдавил омега и отстранился. — Род Далата не должен прерваться от того, что ему попался порченый омега.

— Ты слишком жесток к себе. И не ему ли следует это решать?

— Нет! — снова ощетинился Офиару. — Не ему! Я источник проблем, а значит, и решать их должен я и никто другой!

— Офиару. Послушай…

— Я сказал — хватит! Я только и делал, что слушал! Напрасные обещания, напрасные надежды, пустое сочувствие, толки за спиной. Я наслушался! И я приму верное решение! Я развяжу ему руки и подарю свободу! У него должна быть та жизнь, которую он заслуживает.

— Но…

— Знай свое место, — низко прошипел Офиару. — Не тебе давать мне советы. Что-то я не замечал, чтобы ты сам был счастлив, а значит, и не тебе лезть в чужую жизнь.

Слова полоснули по сердцу. Темные, словно пасмурное небо, глаза Офиару, глядели прямо. Ему будет стыдно потом, но… но сейчас эта жестокая правда была необходима.

Да, безответная глухая привязанность беты к Приму не являлась ни для кого секретом.

Сулле нечего было ответить.

Офиару плотнее прижал к себе мешок и направился к спальне, надеясь припрятать ценность так, чтобы Далат не отыскал.

— Я все расскажу хозяину.

Офиару словно примерз к месту.

— Ты не посмеешь.

— Я сделаю это.

Офиару резко развернулся на пятках. Он был в ярости, руки подрагивали.

— Если. — Он говорил медленно, с расстановкой. — Ты. Это. Сделаешь. Я. Останусь… И буду. Пороть. Прима. Каждый. День. Каждый! Божий! День! Но не своими руками. Ты и он принадлежите мне… вот ты его и будешь пороть, а если нет… я сам это сделаю, а ты посмотришь.

У Суллы волосы встали на затылке от страшной угрозы и тона, каким произнес свое неумолимое обещание омега.

— Ты не сможешь.

— Клянусь! Клянусь тебе своей любовью, которую я задушу своими руками!

Легкий ветерок едва проникал в сад, касаясь двух застывших в молчании фигур. Бета отчетливо почувствовал пропасть, что внезапно разверзлась между омегой и всем миром. И он, жалкий раб, остался по другую сторону, не в силах что-либо изменить, не в силах докричаться, даже утешить.

Слишком поздно.

Он опоздал. Как и все остальные. Пусть они ещё и не знали об этом.

— Хорошо. Будь по-твоему.

У Офиару едва заметно опустились плечи.

— Но я попрошу тебя как друга — останься до следующей течки.

— Это ничего не изменит.

— Пусть так! Но останься. Умоляю!

Офиару колебался. Он и так боялся, что ему не хватит решимости покинуть Далата и не хотел затягивать неизбежное.

— Прошу, Офиару. Один месяц.

На бету было жалко смотреть, словно после их разговора он осунулся от неподъемного бремени, легшего на его и без того натруженные плечи.

— Один месяц, — ответил Офиару и больше не взглянув на Суллу, ушел.

О вреде подслушивания

Дни тянулись одинаковой вереницей бесцветных пустых окон. Офиару продолжал исполнять свои ежедневные обязанности, стараясь не думать о том, что его ждет. Каждый раз просыпаясь утром и не обнаруживая мужа рядом, он представлял что совсем скоро его одиночество станет совсем настоящим. Далата в его жизни больше не будет. И не потому, что мужу не хотелось будить его до рассвета.

Сегодня Далат должен был задержаться из-за какого-то строевого парада в присутствии самого Императора, поэтому Офиару провозился в садике до позднего вечера.

Совсем недавно, к своему удивлению, он понял, почему папа так много ковыряется в земле — Герцогу Орингу было одиноко. Оба сына упорхнули из гнезда, и теперь еще молодой омега был предоставлен себе самому. А поскольку поиски нового мужа его нисколечко не занимали, к вящему недовольству Дэля, то все, что ему оставалось — цветочки.