Гладиатор (СИ)

Очутившись в плену ласковых рук и слыша нежность, которой не было еще секунду назад, когда он жестко отчитывал Суллу и приказывал высечь Прима, Офиару обмяк и расслабился, давая волю всем своим страхам и горестям, что загонял глубоко внутрь. Он рыдал, давясь соленой влагой и выплескивая обиды, пытался ударить невозможного альфу, причиняя страдания сам себе. Тогда Далат перехватил тонкую ручку, поднес к губам и поцеловал… Генерал целовал его пальцы, его запястье, его плечо и шею. Терпкий запах самца с неповторимым ароматом острых цветов кружил голову. Еще немного и…

— Не надо, — взмолился омега.

Далат остановился в непозволительной близости от личика омеги, не выпуская руку и не давая ему отпрянуть от жаркой кожи.

— Почему? — спросил он с чувством в самое ушко, не забыв задеть мочку горячими губами.

— Я не хочу! — но глаз Офиару открыть не мог, боясь попасть в морок погибельного взора.

Рука Далата скользнула по тунике и остановилась в паху, где сквозь легкую ткань легко чувствовалось возбуждение мальчика.

— Неправда, зайка. Хочешь, — снова на ушко.

Жарко… стук сердца отдается в ушах.

— Я не подстилка! — Офиару распахнул серые от дождя глаза и гневно уставился на альфу.

— Я знаю.

Омега внимательно вглядывался в черты Далата, ища тень насмешки или издевательства, но… он бы искренен.

Слезы снова подкатили к краю.

— Твои игры жестоки!

— Я не играю.

— У тебя толпы омег: Прим, тот, на пиру! Зачем было делать это со мной?! Я не развлечение! Я человек, а не игрушка для постели!

— Ты самая лучшая игрушка для моей постели.

— Сволочь! — прорычал омега, и Далат, видя непокорность настоящего альфы, глухо рассмеялся, прижимая к себе крепче брыкающееся тельце.

— Ай! — вскрикнул омега и затих, наверное задев ушибленное место.

— Ну вот, сам себе вредишь, — Офиару затих обиженно хмурясь. — Мне не нужен Прим и тот, кого ты видел тем вечером. Мне нужен только ты.

Дыхание Офиару ускорилось. Разве мог он поверить этим словам?

Таким соблазнительным, таким обещающим… Сердечко трепетало словно струна.

Отчего он был готов продать душу, чтобы это оказалось правдой?

— Почему?

Говорить о чувствах Далат не любил, у альф так не принято, но он чувствовал кожей, что Офиару нужно знать, иначе ему придется ловить мальца по всему Риму, и что может случиться в следующий раз, если Далата не окажется рядом, было страшно даже представить…

В конце концов не было смысла скрывать очевидную правду.

— Ты моя пара.

Офиару широко распахнул глаза, удивленно уставившись на альфу.

— Не может быть?!

— Почему это? — слова омеги были неприятны, словно он не достоин. Глаза Офиару забегали, он был в растерянности.

«Все еще думает, что я не подозреваю о травке?»

— Ну, разве тебя ко мне так тянет?

— А тебя ко мне нет?

Далат к собственному удовольствию понял, что попал в точку, омежка закусил губу.

— Но ведь этого не достаточно… мы должны… подходить друг другу.

— О, мы отлично подходим. Хочешь, покажу? — и Далат стал заваливать парнишку на кровать.

— Нет! Не надо! — задрожал тот, как осиновый лист.

— Почему ты не веришь? — осторожно втираясь в доверие пары, спросил Далат.

Тот краснел.

— Но… но ведь я тобой не пахну, — омега смущенно опустил взгляд, даже кончики прозрачных ушек залились румянцем. — Я не ребенок и понимаю, что если то, что ты говоришь правда, тогда бы ты оставил на мне метку… и запах, — совсем тихо закончил он, прячась в объятьях Далата.

— Глупый. Тебе было плохо, ты упал с крыши и… и у тебя началась течка…

— Не может быть!

— Почему не может?

Омега прикусил язык.

— Здесь был Курций, и он всё подтвердит.

Офиару нахмурился и задумался, концы с концами никак не сходились, но признаться в собственном вранье и обмане, он не решался.

«Вот же аферист малолетний».

— Твое состояние было неважным, и доктор запретил мне распускать руки… и зубы, — гордость Далата не позволяла раскрыть подробностей, хотя он не мог не признать, что ему очень, ОЧЕНЬ понравилось действо… — А именно этого мне сейчас хочется, зайка, — закончил он интимно, отчего омежку снова бросило в жар.

— Тогда как же…

— Что? — корчил из себя тугодума Далат, чтобы поизводить мальчишку.

— Нуууу, как мы…

— Что мы?

— Как я лишился девственности? — отчеканил он, глядя в противоположную сторону.

— Ты сам всё сделал.

У Офиару отвисла челюсть, и ему впервые нечего было сказать.

— Взобрался сверху и оседлал меня, — не мог остановиться Далат, видя замешательство своего зайчика.

— Врун! — красный, как помидор, заявил омега.

— Сейчас позовем доктора. Сул…

— Тихо! — взмолился он. — Доктор что… смотрел?

— Он был в коридоре, на случай, если ты себя плохо почувствуешь, — Далат пощадил чувства парня, лицо которого пошло пятнами. — Тебе нечего смущаться, солнце. Ты был восхитителен, — и Далат поймал губы парня в свои, сломив несмелое сопротивление, ворвался внутрь, агрессивно лаская стеснительный язычок, что творил возмутительно-интимные ласки еще раньше, чем отведал альфу…