Гладиатор

Легкость, с которой перемещался противник, явно начала выводить Спикуля из равновесия. В глазах его появился гневный блеск. Упрямо, как бык, он гонялся за Вителлием, постоянно подвергаясь опасности пропустить новые удары. Вителлию и впрямь удалось нанести Спикулю удар в живот, но тот, казалось, даже не заметил его. Разозлившийся Вителлий бросился в атаку и тут же пропустил удар, который Спикуль нанес ему левой рукой в подбородок. Нижнюю челюсть пронзила боль, от которой Вителлию захотелось кричать, но он продолжал свой танец, нацеливая удары в предплечье противника. А когда Спикуль, защищаясь, приподнял руку, Вителлий нанес ему сокрушительный удар в область печени.

На какое-то мгновение оба замерли: Спикуль — ожидая, когда его тело пронзит нестерпимая боль, Вителлий — надеясь, что противник вот-вот рухнет на песок арены. Ничего, однако, не произошло. Оба противника продолжали сражаться — Спикуль, могучий и опасный, словно лев, Вителлий, элегантный и непредсказуемый, как пантера. Удары, которыми они обменивались, заставляли каждого из них хрипло, со свистом выдыхать воздух.

Неожиданно пропущенный удар пришелся Спикулю в голову и заставил его пошатнуться. По рядам зрителей прокатился взволнованный крик. Теперь уже отовсюду слышалось: «Вителлий! Вителлий!» Удар левой, удар правой. Вителлий наносил удар за ударом. В голову, в ребра, в плечо, снова в голову. «Вителлий!» Почему Спикуль все еще держится на ногах? Атаки Вителлия стали менее стремительными, он тоже начал задыхаться. «Ну, давай же!» — крикнул он, ожидая, когда наступит конец схватки. И ничего. Спикуль словно во сне, с лишенным всякого выражения лицом отражал удары и сам наносил их: левой, правой…

В Вителлии нарастала ярость, готовая перейти в небезопасное для него самого отчаяние. Быть может, ему так и не удастся справиться с этим львом — просто потому, что тот слишком силен. Вдруг Спикуль прижал правую руку к телу. Вероятно, какой-то из ударов Вителлия оказался особо чувствительным, потому что защищался Спикуль теперь только левой рукой.

Вителлий тотчас же увидел в защите Спикуля брешь, появления которой он так долго ждал. Быть может, это были всего лишь минуты, но жестокие удары, которыми обменивались противники и каждый из которых мог означать конец боя, превратили эти минуты в нескончаемую пытку. Со всей силой, на которую была способна терзаемая болью рука, Вителлий ударил кулаком в подбородок Спикуля. Голова Спикуля дернулась, и Вителлий перехватил взгляд противника, ясно, будто словами, выражавший одно: «Да, ты оказался сильнее».

Медленно, бесконечно медленно колосс пошатнулся, начал клониться, а затем упал. Сначала он опустился на колени, но тут же всей тяжестью рухнул на спину, прижав подбородок к груди. «Сейчас я убью тебя», — подумал Вителлий. Это не было заранее обдуманным решением, но инстинкт требовал убить противника, чтобы больше никогда не довелось с ним встретиться.

Однако в тот момент, когда Вителлий собирался нагнуться, чтобы завершить дело, с трибун послышались удивленные возгласы, смешивавшиеся с женским визгом и неодобрительным гулом части зрителей. Вителлий поднял глаза. Нерон стоял у перил императорской ложи, усмехаясь всем своим широким лицом и подняв кверху большой палец. Для Спикуля, все еще неподвижно лежавшего на песке арены, это означало пощаду.

Победитель поклонился и, выпрямившись, насколько это позволяло его состояние, направился к занавесу. Арена дрожала от приветственных криков в адрес Вителлия и не менее громких возгласов протеста против оказанной Спикулю милости.

Поликлит и Мариамна восторженно встретили гладиатора. Мариамна снова и снова целовала кровоподтек под его левым глазом, а Поликлит, словно в угаре, выкрикивал:

— Геркулес, о мой Геркулес, разве кто-то сможет тебя победить!

Вителлий с улыбкой отмахнулся от поздравлений. В глубине его сознания бой все еще продолжался. Уход в сторону, удар левой, удар правой… Даже когда он, еле живой от усталости, присел на мрамор массажного стола и Поликлит начал осторожно освобождать от защитных ремней его обагренные кровью кулаки, Вителлий по-прежнему продолжал уклоняться от незримых ударов.

Влажным, пропитанным мятой платком Мариамна вытерла пот с его подергивающегося лица.

— Вителлий! — еле слышно прошептала она. — Вителлий!

Однако одержавший победу гладиатор все еще не мог закончить свой бой.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Среди ночи Вителлий проснулся. Тень, стоявшая у его ложа, оказалась Пиктором.

— Господин простит, что я потревожил его. Рим горит!

— Ну и пусть себе горит! — недовольно проворчал Вителлий. В конце концов, редкая ночь обходилась без того, чтобы в Риме не сгорел какой-нибудь дом, а то и целый квартал.

— Нет, господин, — возразил Пиктор, — огонь охватил добрую четверть города. В пламени и Большой цирк, и Палатин, и Целий!

— Целий? — приподнялся Вителлий. — Горят и эти кварталы?

— Да, господин.

Мариамна, подумал гладиатор. Набросив тунику и завязав ремни сандалий, он кивнул Пиктору:

— Пойдем!