— Но ведь Франциск Первый, по слухам, изображен в очень дурном виде, а такая обрисовка одного из самых популярных королей может повредить монархии в самом принципе. Не могли бы вы, мосье Гюго, хоть немного смягчить какие-нибудь резкие черты?
Поэт решительно отказался. Министр развел руками: «Конечно, было бы приятнее, если б вы по-иному отнеслись к Франциску Первому, ну что ж…»
Все это раздражало Гюго. И теперь, после революции, те же разговоры, что и при Бурбонах, те же опасения и придирки властей.
Как-то пройдет спектакль?
Вечер премьеры. Сияют люстры. Театр полон. Ложи лорнируют партер. Как всегда бывает на пьесах Гюго, там, внизу и на галерке, полно каких-то подозрительных косматых юнцов. Что это? Дамы вздрагивают. В партере грянул хор. Юнцы во все горло поют «Марсельезу». А когда они замолкают, с балкона несется грозно-веселая «Карманьола».
Тише, тише. Уже звучит сигнал к поднятию занавеса. Но тишины нет. Какая-то весть передается по рядам. В зале гул, тревога.
— Только сейчас стреляли в короля!
Некоторые вскакивают с мест. Тревога не унимается.
Первый акт еле смотрят. А потом в зале начинается буря. Как на «Эрнани». Пронзительный свист, топот противников и оглушительные аплодисменты защитников. Актеры играют как-то вяло, им трудно прорваться сквозь этот шум и завладеть вниманием публики. Автор уходит домой без оваций, без торжественных проводов.
На другой день группа драматургов-консерваторов обратилась в министерство с петицией. Пьеса Гюго не только безнравственна — более того, это явная апология цареубийства, заявляли они, доказательством тому была демонстрация в театре в час покушения на короля и аплодисменты, которыми встретила публика некоторые подстрекательские стихи.
Спешно собрался совет министров, и пьеса «Король забавляется» была решительно запрещена. Театр снял ее с репертуара.
Не имея возможности непосредственно напасть на правительство, Гюго решил возбудить судебный процесс против незаконных действий театра. Таким образом, он сможет выступить против тиранического произвола властей и привлечь к этому вопросу общественное внимание.
На помощь призван Теофиль Готье и еще несколько бойцов из армии «Эрнани». Гюго меряет шагами комнату и диктует свою речь. Ее надо не только произнести в суде, но в тот же день опубликовать в газете, а для этого требуется несколько копий. Речь все разрастается. Помощники бурно одобряют и неутомимо строчат. Уже три часа ночи. Домой идти поздно. На полу расстилаются матрацы, рабочий кабинет похож на бивак.
Наутро бой. Зал суда переполнен. Поэт на трибуне. Он обвиняет.
— Где же закон? Где же право? Могут ли в самом деле совершаться такие вещи во Франции? Было ли то, что мы называем июльской революцией?..
Аплодисменты то и дело прерывают его речь. Публика на стороне Гюго. Судьи же не решаются пойти против министерства. Этого следовало ожидать. Иск против театра не удовлетворен. Но не в денежном иске дело. Важно то, что писатель вступил в борьбу за права гражданина, за свободу печати. Дело получило широкую огласку, все газеты заговорили о нем. Естественно, что враги не преминули воспользоваться случаем и очернить политическую репутацию поэта-обвинителя. Встает в позу борца за свободу, а сам получает королевскую пенсию, злопыхали правительственные газеты.
В ответ на это заявление Гюго обратился с письмом к министру д'Аргу.
«…при настоящем положении дел, — писал он, — когда правительство, очевидно, полагает, что так называемые литературные пенсии выдаются им, а не страной, что это не более как субсидии, связывающие независимость… честному писателю следует прежде всего порвать денежные счеты с правительством… из всего этого следует, что я отказываюсь от своей пенсии».
Драмы и жизнь (1833–1838)
«Выпустить в свет новую драму после запрещенной — это тоже был способ сказать правительству правду в лицо… — писал Гюго в предисловии к пьесе „Лукреция Борджа“. — И автор теперь рассчитывает в одно и то же время продолжать политическую борьбу, если в том будет надобность, и свой литературный труд. Можно выполнять свой долг и вместе с тем заниматься своим делом. Одно не мешает другому. У человека две руки».
О новой пьесе прослышал Гарель — директор театра Порт Сен-Мартен. Декабрьским утром он явился к Гюго. Маленький, тучный, сияющий улыбкой, брелоками, лакированными сапогами, Гарель, плотно усевшись в кресло, принялся уговаривать Гюго:
— Отдайте мне вашу новую вещь. В главной роли будет сама мадемуазель Жорж!
Прежде чем приступить к репетициям, решили прочесть пьесу знаменитой актрисе, которая всецело властвовала и над директором и над репертуаром этого театра. Пьеса понравилась примадонне.
На следующее чтение в театре собрались все актеры. Драматический сюжет пьесы должен найти у них отклик. Италия XVI века. Развращенный двор феррарского герцога. Интриги, тайные убийства, борьба за власть. Героиня — легендарная отравительница Лукреция Борджа. Чувство материнства очищает и возвышает ее. В нем ее искупление и ее гибель.