Гюго

Успех роману обеспечил трагический и кровавый сюжет — любовь трёх героев к прекрасной цыганке. Выпуклые контрасты персонажей, их яркие характеристики дали прекрасный эффект, особенно заметный в многочисленных адаптациях «Собора». Можно сказать, что в современную мировую культуру роман вошёл не напрямую, а своими постановками — свидетельство удачно придуманного сюжета и колоритности героев.

Из первого издания «Собора» Гослен выбросил три главы, под предлогом избыточной величины книги. Гюго восстановил их при втором издании, уйдя к издателю Эжену Рандуэлю. Писатель придумал красивую историю о том, что рукопись этих глав затерялась, а потом нашлась.

Между романами Вальтера Скотта или «Капитанской дочкой» (или «Арапом Петра Великого») и «Собором Парижской Богоматери» — существенная разница. Пушкин и Скотт писали всё-таки «реалистично», не стараясь слишком уж накручивать страсти и создавать демонические фигуры. Метод же Гюго заключался в шарже, в утрировании. Его Квазимодо, Клод Фролло, Эсмеральда — не живые люди, а идеальные образы, носители определённой идеи.

Неудивительно, что роман не понравился Бальзаку — он отметил, что, несмотря на наличие «двух прекрасных сцен» в «Соборе», в целом в нём — «поток дурного вкуса», это «притча безо всякого правдоподобия» и вообще книга «утомительная, пустопорожняя, полная архитектурных претензий — вот куда заводит исключительная гордыня». Самое смешное заключается в том, что исторический роман зрелого Бальзака — «Шуаны» — давно забыт. Гюстав Флобер восхищённо писал Луизе Коле: «Какая чудесная вещь “Собор”! Недавно перечитал три главы, в том числе штурм голытьбы. Да, вот это сильно! Думаю, что важнейшая черта гения — прежде всего сила».

Александр Пушкин писал своей знакомой Елизавете Хитрово: «Легко понять ваше восхищение “Собором Богоматери”. Во всём этом вымысле очень много изящества. Но, но... я не смею высказать всего, что о ней думаю. Во всяком случае, падение священника со всех точек зрения великолепно, от него дух захватывает». Чувствуется, что сдержанному и ироничному Пушкину был не по вкусу разнузданный романтизм Гюго.

Отзыв Иоганна Вольфганга Гёте был куда суровее: «Это прекрасный талант, но он по горло увяз в злосчастной романтической трясине своего времени, соблазняющей наряду с прекрасным изображать нестерпимое и уродливое. На днях я читал его “Notre Dame de Paris”, и сколько же потребовалось долготерпения, чтобы выдержать муки, которые мне причинял этот роман. Омерзительнейшая книга из всех, что когда-либо были написаны! И за всю эту пытку читатель даже не вознаграждается радостью, которою нас дарит правдивое воспроизведение человеческой природы и человеческого характера. В книге Гюго нет ни человека, ни правды! Так называемые действующие лица романа не люди из плоти и крови, но убогие деревянные куклы, которыми он вертит, как ему вздумается, заставляя их гримасничать и ломаться для достижения нужного ему эффекта. Что ж это за время, которое не только облегчает, но более того — требует возникновения подобной книги, да ещё восхищается ею!»

Время оказалось милостивее современников. «Собор Парижской Богоматери» прочно вошёл в классику мировой литературы. «Сен-Мар» Альфреда де Виньи или «Повесть о двух городах» Чарлза Диккенса сегодня уже никто не читает, как и большинство романов самого Вальтера Скотта, тогда как произведение Гюго актуально, как и почти 200 лет назад. А какой-нибудь виконт Арленкур, автор сенсационных исторических романов, которого сопоставляли в 1830-е годы с Виктором Гюго, забыт полностью. Роман в мировой культуре приобрёл значение не меньшее, чем одноимённый храм. При словах «Собор Парижской Богоматери» книга приходит на ум едва ли не чаще, чем собственно здание.

В России холодность Пушкина была скорее исключением, Иван Панаев вспоминал: «После появления “Notre Dame de Paris” я почти готов был идти на плаху за романтизм. Я узнал о “Notre Dame de Paris” из “Московского телеграфа”. Вскоре после этого весь читающий по-французски Петербург начал кричать о новом гениальном произведении Гюго. Все экземпляры, полученные в Петербурге, были тотчас же расхватаны. Я едва достал для себя экземпляр и с нервическим раздражением приступил к чтению. Я прочёл “Notre Dame” почти не отрываясь. Никогда ещё я не испытывал такого наслаждения от чтения. Клод Фролло, Эсмеральда, Квазимодо не выходили из моего воображения; сцену, когда Клод Фролло приводит ночью Эсмеральду к виселице и говорит: “Выбирай между мною и этой виселицей” — я выучил наизусть. Я больше двух месяцев бредил этим романом».