Гюго

В этих словах ключ к пониманию различия между двумя поэтами. Ламартину не хватало точной детали, впечатляющего образа, которые всегда отталкиваются от меткого наблюдения. Его поэзия больше говорит об ощущениях и размышлениях поэта (чаще всего грустных), чем об окружающем мире. У Гюго же всегда представлена яркая картина, порой с избыточными и преувеличенными образами. И ему свойственно необыкновенное разнообразие сюжетов и жанров, при всегда мастерском их исполнении.

Оба поэта вошли в парламент — Ламартин на десять лет раньше и в нижнюю палату как избранный депутат, Гюго же в верхнюю, как назначенный королём пэр. Ламартин тогда увлёкся написанием больших исторических опусов («История жирондистов») и в Февральскую революцию стал де-факто главой временного правительства. Гюго работал над прозаической эпопеей «Отверженные», которая в отдельных местах представляет собой исторический трактат. Но та мощная жизненная сила, которая в нём присутствовала, дала ему новое рождение и как творцу, и как политику, и его карьера развивалась по восходящей вплоть до самой кончины, тогда как после поражения на президентских выборах в декабре 1848 года, когда он получил всего лишь 0,26 процента голосов, Ламартин навсегда выпал из политики, и последние 20 лет его жизни представляли собой постепенный упадок и забвение. Он уже не создавал ничего значительного и в литературе за редкими исключениями.

Ламартину не хватало именно энергии Гюго — ни в творчестве, ни в общественной жизни, хотя он вовсе не был размазнёй. Скорее Ламартину недоставало сосредоточенности и глубины прозрения.

Альфред де Виньи как поэт порой достигал тех же высот, что и Гюго. Но он сочинял скупо, и с годами всё меньше и меньше, но даже то, что рождалось, часто не выходило в печати. Хотя он и стал после ряда неудачных попыток членом академии, Виньи был склонен к ипохондрии. Он писал и глубокую серьёзную прозу, предвосхищающую экзистенциализм XX века, но она не пользовалась успехом у современников. Под влиянием неудач как в личной жизни, так и в литературной, Виньи после сорока лет покинул своих старых друзей по «Сенаклю» и проживал преимущественно в провинции. Отношения с Гюго, одним из самых близких друзей молодости, прекратились, два крупнейших поэта разошлись навсегда. В 1872 году в своих стихах на смерть Теофиля Готье Гюго не упомянул Виньи, а вспомнил лишь про Дюма, Ламартина и Мюссе.

Не задалась жизнь и у Оноре де Бальзака. Он не был избран в академики, долги и кредиторы преследовали его почти до самой кончины. Семью он создал незадолго перед смертью, и детей у него не было. Крупнейший романист своего времени не преуспел ни как капиталист, ни как общественный деятель. Всерьёз Бальзака в Париже не воспринимали. Он считался слишком суетным и вульгарным. Гюго высоко ценил его талант, Бальзак же, в свою очередь, критически оценивал романтические тенденции в творчестве собрата, не доверяя высоким словам, которых у Гюго всегда было в изобилии.

Альфред де Мюссе, младший романтик, был введён в круг Гюго своим одноклассником Полем Фуше, шурином Гюго. Мюссе какое-то время находился под влиянием Гюго, подражая его балладам, но в отличие от Готье и Нерваля — своих ровесников — быстро вышел из его тени и относился впоследствии к мэтру скорее иронически. Богемный персонаж, Мюссе не принимал серьёзности устремлений Гюго и поддевал его в своих стихотворениях.

Стихи Мюссе во Франции принято ставить ниже, чем стихи Ламартина, Виньи и, конечно, Гюго. Он писал слишком просто и незамысловато. Как прозаик Мюссе также уступает Гюго. Но вот как драматург он его превосходит — за счёт остроумного диалога, увлекательного сюжета, естественности и иронии. Гюго со своим пафосом и риторичностью, чересчур серьёзным отношением к своим героям проигрывает Мюссе. Их различие в драматургии можно уподобить различию пьес Льва Толстого и Антона Чехова. Тот и другой гении — но театр Толстого не идёт ни в какое сравнение с театром Чехова.

Расставшись в начале 1830-х годов, Гюго и Мюссе существовали в непересекающихся сферах. Но однажды, в 1843 году, они случайно встретились у их общего знакомого, второстепенного поэта Ульрика Гюттингера. Они пожали друг другу руки и целый вечер провели вместе, оживлённо и непринуждённо беседуя, как будто не было десяти лет разлуки. Мюссе был так тронут этой встречей, что под её впечатлением написал один из самых проникновенных своих сонетов, посвящённый Виктору Гюго, начинающийся со строки «Надо многое любить в этом мире». Литовский поэт Майронис сделал в 1909 году классический перевод этого сонета, вошедший в сокровищницу литовской поэзии.

В 1849 году у Гюго состоялся в парламенте примечательный разговор со своим дважды коллегой (как поэтом и как депутатом) Ламартином. «Мы говорили об архитектуре. Он предпочитал собор Святого Петра в Риме, я — наши церкви. Он мне сказал: “Я ненавижу ваши мрачные церкви. Святой Пётр огромен, величествен, сияющ, ярок, прекрасен”. Я ему ответил: “Римский собор всего лишь велик, собор Парижской Богоматери — бесконечен”».