Гитлер. Неотвратимость судьбы

Вернувшись из Зальцбурга, Гитлер отправился на встречу с генералом Людендорфом. Гитлеру очень хотелось познакомиться с прославленным полководцем поближе и по возможности использовать его в своем движении, поскольку лучшей рекламы было трудно придумать.

Отто согласился. «Какой молодой немецкий офицер, — писал он в своих мемуарах, — упустил бы шанс встретиться с генералом Эрихом Людендорфом?» Но куда интереснее все же другая фраза Отто Штрассера. «В то смутное время, когда Германию захлестнул хаос, только абсолютно нелюбопытный человек мог отказаться лично познакомиться с Гитлером и попытаться понять, что он из себя представляет. Ведь уже тогда германская молодежь, которая стремилась творить новое будущее, начинала собираться под его знаменами». Означала эта фраза только одно: уже в 1920 году Гитлер был весьма популярным человеком. Так Гитлер познакомился с Отто Штрассером, который со временем превратится в его злейшего врага. Об этом знакомстве мы расскажем со слов самого Отто Штрассера, поскольку это дает возможность узнать настоящего Гитлера, который раскрывался в своих беседах с Отто так, как не откровенничал ни с кем другим.

Генерал, в котором все еще ощущалась железная воля солдата, произвел на Отто самое яркое впечатление. А вот что касается Гитлера, то это был, по его словам, «абсолютно незнакомый ему человек с правильными чертами лица и жесткими усиками. Ему шел тридцать второй год. В то время мешки под глазами, которые позднее стали столь заметны, еще только намечались. На лице его еще не лежала печать одухотворенности, и оно еще не приобрело знакомого всему миру выражения особой значительности. Гитлер казался обыкновенным молодым человеком. Его бледность свидетельствовала лишь о недостатке свежего воздуха и физических упражнений».

— Я не понимаю, как вы, бывший офицер, могли быть лидером красных во время выступления Каппа? Может быть, объясните?

Отто спокойно ответил, что он и его «красные» действовали в поддержку законного правительства, и именно они были истинными патриотами, встав на пути реакционных генералов. Гитлер вспылил.

— Нет, это не так, — громко воскликнул он, — вам следовало бы понимать события не буквально и осознать дух происходящего! Путч Каппа был необходим, хотя и был неэффективен. И что бы вы сейчас ни говорили, «версальское правительство» должно быть свергнуто!

Гитлер явно шел на скандал, однако Штрассер не желал вступать в полемику о Каппе и его выступлении, поскольку рядом сидел замешанный в нем Людендорф. Отто примирительно сказал, что реакционеры использовали политическое невежество большинства патриотически настроенных офицеров, а сам путч был попыткой государственного переворота.

Гитлер вспыхнул, но ответить ничего не успел. На помощь Отто пришел Людендорф. Выступление Каппа, безапелляционно заявил генерал, было бессмысленным, и прежде чем выступать, надо было завоевать доверие людей. Гитлер осекся на полуслове и, невольно выпрямившись, произнес совершенно другим тоном:

— Так точно, ваше превосходительство! Именно в этом и состоит суть моего движения. Я хочу зажечь народ идеей мести. Только народ, охваченный всеобщим фанатизмом, способен привести нас к победе в следующей войне!

Изумленный подобным заявлением Штрассер пожал плечами.

— Как мне кажется, — заметил он, — это вообще не вопрос мести и уж тем более войны. Наш социализм должен быть национальным и предназначаться для того, чтобы установить в Германии новый порядок, но никак не для того, чтобы привести к возникновению новой завоевательной политики…

Гитлер недовольно поморщился и слегка покраснел. Намек на его плохой немецкий язык прозвучал весьма прозрачно. На лбу у него выступили две глубокие пересекающиеся морщины — вертикальная и горизонтальная.

— По всей видимости, — добил Гитлера Отто, — ваш балтийский советник, господин Розенберг, слишком несведущ в немецком языке, чтобы хорошо разбираться в подобных нюансах…

Откровенное признание того, что и сам Гитлер, и Розенберг слабо разбираются в политике, окончательно вывело Гитлера из себя. Он с силой ударил кулаком по столу и уже хотел было взорваться, но, вовремя опомнившись, с недоброй улыбкой взглянул на застывшего в кресле Грегора.

— Я опасаюсь, — произнес он, — что мы никогда не поладим с вашим слишком интеллектуальным братом…

Все оставшееся время Гитлер продолжал искоса посматривать на Отто. «И дабы совсем уж не выглядеть побежденным в теоретическом споре, — писал в своей знаменитой книге Отто Штрассер «Гитлер и я», — он явил перлы той самой риторической эквилибристики, благодаря которой и стал знаменит в пивных. И не подумав продолжать разговор о путчистах и тайнах как социализма, так и национализма вместе взятых, он перешел на куда более ему близкую тему.

Однако столь убедительная речь Гитлера не произвела на Отто Штрассера ни малейшего впечатления.

— Я хочу, — мрачно сказал Гитлер, уже понимая, что у него нет достойных аргументов в этом споре, — дать германскому народу толчок, чтобы сплотить его и сделать его способным разрушить Францию.