В июле 1923 года Норман поднял ставку с трех до четырех процентов, послав в Нью-Йорк сигнал о том, что Лондон готов — готов тянуть на себя золото (см. рис. 4.1). Какое-то время ушло на то, чтобы германский хаос спонтанно дошел до своего завершения и Шахт смог заняться приемом и распределением помощи, но в конце концов Нью-Йорк отреагировал и снизил ставку на полтора пункта, с 4,5 процента в мае 1924года до 3 процентов в августе. Положение изменилось на противоположное — теперь Нью-Йорк был ниже Лондона. План, конечно, заключался в том, чтобы привлечь в Лондон, на рынок дорогих денег, новых кредиторов, а заемщиков — в Нью-Йорк, на рынок денег доступных. Это переключение имело решающее значение. Таким образом в Ныо-Йорке была инициирована политика «легких денег»: Нью-Йорк поглотил большое количество частных и государственных ценных бумаг и впрыснул в экономику наличные деньги, что облегчалось вольной и небрежной кредитной политикой коммерческих банков (111). Америка распухала от наличности, а Лондон, рынок которого отличался меньшим предложением, притягивал золото как магнит. Так была запущена феноменальная лихорадка «ревущих двадцатых» на Нью-Йоркской фондовой бирже: она началась в конце лета
1924 года, что развязало руки Норману, который теперь мог приступить к накоплению золота Английским банком (112).
Но только после того, как крупный заем по плану Дауэса был в октябре перечислен но назначению, фунт стерлингов начал свое окончательное и решительное восхождение к паритету. Непрерывный рост английской валюты с октября (4,43 доллара за 1 фунт) по апрель (4,86) происходил «в страшно неблагоприятных условиях»: поддержанный американской банкирской решеткой фунт достиг вожделенного золотого паритета 28 апреля 1925 года, несмотря на «сильно отрицательный торговый баланс». В действительности повышение фунта до золотого плато произошло благодаря невидимому балансу (импорту капитала) (113). Норман осуществил свой план; в этой игре было только одно правило — изогнуть по собственному усмотрению банкирскую решетку.
Наконец все было сделано: Британия вернулась к золоту при курсе 1 фунт за 4,86 доллара. Более тридцати стран последовали примеру Британии; лондонский Сити снова стал клиринговым мировым центром.
При ближайшем рассмотрении, однако, некоторые ученые педанты заметили, что новый британский «золотой стандарт» выглядел довольно своеобразно. Во-первых, золото было практически изъято из обращения (114): держатели банкнотов не могли, по условиям нового акта, менять знаки Английского банка на золото в этом банке. Банк же был обязан не продавать золото в количестве, меньшем 400 унций, — «за сумму, не меньшую чем 8268 фунтов стерлингов за один раз» (115): золото тихо выпало из обращения, оставшись в ограниченном кругу, доступном только для «крупных игроков». Чего хотел добиться этим Норман? Исключив для экономики возможность совершать купли-продажи в золоте и, что еще важнее, накопив золотой запас в период кризиса, он убрал из финансовой системы буфер, делавший систему неуклюжей и не способной на быстрые реакции. Норман так откалибровал систему, чтобы она стала способной на быструю игру.
Во-вторых, он с успехом использовал новый оборот золота для оказания давления на центральные банки, привязанные теперь к Английскому банку, заставляя их держать часть резерва в фунтах стерлингов, каковой был теперь привязан к золоту; теперь Лондон мог инвестировать фунты от имени связанных с ним банков (116).
С одной стороны, этот инструмент золотого курса в огромной степени размывал «покрытие» стандарта в целом, подталкивая мировую финансовую систему к беспрецедентному инфляционному раздуванию; а с другой стороны, он предопределил начало катастрофической цепной реакции, которая неминуемо должна была начаться сразу после того, как одна из двух золотых валют — фунт стерлингов или доллар — станет испытывать трудности из-за слишком большой распространенности. Если, например, Лондон потеряет много золота, то фунт упадет, если же это произойдет, то, так как большинство сателлитов вынуждено держать большое количество фунтов стерлингов в качестве «покрытия», распадется вся система.
Норман играл по-крупному: ему требовалась стремительная и незамедлительная реакция на его план; он в буквальном смысле слова сконструировал мину с часовым механизмом, а мир в это время беспечно смотрел в другую сторону, не замечая опасности.
Банковская структура современного мира с ее огромной пирамидой депозитов, номинально конвертируемых в золото по первому требованию, но в действительности представленная активами, которые не могут быть превращены в ликвидность, представляет собой бочку с порохом (117).