Гитлер идет на Восток (1941-1943)

Но - и это очень важное "но" - время, подходящее для стратегии осторожности, прошло. На Центральном фронте немцы слишком углубились на территорию русских. Если Германия полностью отказывалась от идеи блицкрига, направленного в сердце Советского Союза, а противник получал время на перегруппировку, это означало, что кампания на Востоке будет, скорее всего, проиграна. В таком свете решение Гитлера представляет собой признание того, что немецкий блицкриг выдохся в боях под Смоленском и Ельней. Если генералы приняли бы такое мнение, это означало бы, что рухнуло основание, на котором строился план операции "Барбаросса". Именно этой точке зрения пытались противостоять начальник генштаба Гальдер и боевые командиры, особенно Гудериан.

– Мы можем как-то повлиять на это решение? - спросил Бок.

Гальдер покачал головой:

– Оно окончательное.

– Мы должны добиться его отмены, - не сдавался Гудериан. - Если мы ударим на Киев, зима наступит раньше, чем мы дойдем до Москвы. Мне страшно подумать, во что превратятся дороги и с каким трудностями мы столкнемся при организации снабжения войск всем необходимым. Я сомневаюсь, что наши танки выдержат такую нагрузку. У моих танковых корпусов, особенно у Двадцать четвертого корпуса, не было и дня передышки с начала кампании.

Генерал-фельдмаршал фон Бок поддержал Гудериана. Разгорелась жаркая дискуссия. Наконец генералы решили, что Гудериан должен поехать вместе с Гальдером в ставку фюрера, попросить о встрече и попытаться разубедить Гитлера. Ближе к вечеру самолет взял курс на Растенбург в Восточной Пруссии. Когда Гудериан прощался с фон Боком, генерал-фельдмаршал процитировал слова, приписываемые офицеру стражи во дворце епископа Вормса, сказанные 17 апреля 1521 г. и адресованные Мартину Лютеру, когда тот попытался объяснить суть своего учения императору: "Монашек, монашек, путь твой непрост".

Ju-88 пророкотал моторами над огромным полем жнивья. Гудериан изучал карты и делал пометки в блокноте. В сумерках "Юнкерс" приземлился на летном поле ставки фюрера около Лётцена в Восточной Пруссии. Они поехали к "Вольфсшанце" - лагерю из построенных под кронами могучих дубов бетонных бункеров, где жило и работало Главное верховное командование Вермахта. Часовой отдал честь, поднял шлагбаум, и машина покатила по асфальтированной дороге. Слева, в самом начале лагеря, находилось помещение для прессы. По обеим сторонам дороги тянулись серые строения, на крышах которых рос кустарник. Они проехали "Теехгаус" - столовую. Дом Кейтеля был налево, а в самом конце дороги, в небольшой низине располагался "домик фюрера" окруженный двойным кольцом охраны и забором в два ряда бункер. Чтобы попасть в святая святых ставки Гитлера требовался специальный желтый пропуск.

Жилище Гитлера ничем не отличалось от других - мрачное, спартанское, обставленное простой дубовой мебелью. Здесь "он" просиживал ночи напролет, склоняясь над картами, донесениями, фотографиями, графиками, докладными записками и прочими документами.

Не прошло и двух часов, как Гудериан стоял в совещательной комнате жилища фюрера, докладывая ему о состоянии дел в своей танковой группе. Следующий эпизод написан на основе информации, предоставленной генералом Байерлейном, которому Гудериан в деталях изложил свой разговор с Гитлером для записи в журнале группы, а также на заметках самого Гудериана.

Гитлеру не сказали, зачем к нему приехал Гудериан. Более того, генерал-фельдмаршал фон Браухич специально запретил Гудериану самому касаться темы Москвы. Поэтому тот начал беседу с рассказа о своих танковых частях - о поломках двигателей, о ситуации со снабжением, о сопротивлении русских и о потерях. Он не пытался сгущать краски, а просто докладывал все так, как было, надеясь, что Гитлер сам перейдет к тому, ради чего он приехал.

– Как вы думаете, ваши войска в состоянии достигнуть крупного успеха? - спросил Гитлер.

Все присутствующие воззрились на Гудериана. Он ответил:

– Если солдатам поставить высокую задачу, такую, выполнение которой воодушевило бы их всех, тогда - да.

Гитлер:

– Вы, конечно же, имеете в виду Москву.

Гудериан:

– Да, мой фюрер. Разрешите ли вы мне изложить мои доводы?

Гитлер:

– Разумеется, Гудериан. Говорите все, что думаете.

Наступил решающий момент.

Гудериан: