«Не за горами, товарищи, то время, когда наша армия, интернациональная по господствующей в ней идеологии, в ответ на наглую вылазку врага поможет рабочим стран-агрессоров освободиться от ига фашизма, от ига капиталистического рабства и ликвидирует капиталистическое окружение, о котором говорил товарищ Сталин».
Стенограмма фиксирует: «Бурные аплодисменты». В самой же речи Л. Мехлис так определял «свое понимание» задач армии:
«1. Помнить о капиталистическом окружении и, как зеницу ока, беречь Рабоче-Крестьянскую Красную Армию от проникновения шпионов и диверсантов.
2. Всегда и везде держать порох сухим.
3. Держать не только порох сухим, но всегда располагать достаточным количеством смирительных рубах для сумасшедших, мечтающих о «крестовом походе» на Советский Союз.
4. Если вторая империалистическая война обернется своим острием против первого в мире социалистического государства, то перенести военные действия на территорию противника, выполнить свои интернациональные обязанности и умножить число советских республик».
Как видно, задачу «умножить число советских республик» Мехлис понимал как некий минимум, в то время как максимум должен был выглядеть в виде полной ликвидации капиталистического окружения. В свою очередь член Военного Совета 2-й отдельной Краснознаменной армии Н. И. Бирюков в своей речи на XVIII съезде рисовал такую картину:
«И пусть не удивляются империалистические хищники на Востоке и Западе, если в час решительных боев с загнивающим капитализмом наши силы, силы пролетарской революции, вооруженные силы Советского Союза, на Востоке и Западе – везде будут встречены как силы освобождения человечества от капиталистического рабства и фашистского мракобесия. Тылы капиталистических армий будут гореть. Сотни тысяч и миллионы трудящихся поднимутся против своих поработителей. Капиталистический мир беременен социалистической революцией… Да здравствует грядущее торжество социалистической революции во всем мире!»
Остается лишь задать себе вопрос: с какой же целью Сталин «выпустил» на съезде таких ораторов, поручив им озвучить то, о чем он сам на этот раз предпочел не говорить? Ведь он в свое время, например в 1925 году, позволял себе аналогичные предсказания.
Ответ: подобные речи были частью запланированной и заранее рассчитанной линии, которая должна была имитировать силу и возможности Советского Союза и его вооруженных сил в той ситуации, когда они ими, увы, не располагали. Для «внутреннего употребления» она имела благодарного потребителя: те – тогда широчайшие! – массы советских людей, для которых идеал мировой социалистической революции не только сохранялся, но и был важнейшей внутренней мотивацией. Что же касается «употребления» внешнего, то Сталин мог тогда не бояться упреков в «агрессивности», ибо традиционная терминология Коминтерна в те времена была прекрасно известна лидерам Запада и едва ли принималась всерьез. Зато повторение «боевых лозунгов» было призвано создать впечатление – по крайней мере, у некоторых – того, что советское руководство, несмотря на события 1936—1937 года, чувствует себя в состоянии выполнять свои «интернациональные обязанности». (Сталин – мы узнаем об этом в апреле 1940-го и в мае 1941 года – не раз прибегал к таким «демонстрациям силы в условиях слабости»).
Был ли в 1939 году Советский Союз готов к войне? Такой вопрос вообще схоластичен. Он имел бы смысл – и то относительный – для страны, готовящейся к агрессии. Это Гитлер мог в 1936 году отдать распоряжение: