Гитлер и Сталин перед схваткой

Стены столовой были отделаны кожей, довольно похожей на перламутр и очень хорошо смотревшейся. Я сел рядом с фон Нейратом, сообщившим мне о том, что Гитлер не слишком плохого мнения о нашей системе правления! Он признал, что мы можем успешно ею пользоваться и вряд ли ее изменим. Но если бы мы видели неразбериху и безнадежную несостоятельность демократии Веймарской республики, то нацизм не вызвал бы у нас никакого удивления. Он служил при кайзере, однако был вполне убежден в том, что только нацистская система может спасти Германию. Машина управления в целом была парализована.

После легкого завтрака, на который подавали прекрасный ростбиф, который я никогда не пробовал, Геринг увел меня и Шмидта, чтобы поговорить. Он начал с вопроса ко мне о том, удовлетворен ли я своей вчерашней беседой с Гитлером. Я сказал, что мы в откровенном духе обсудили многие вопросы, но я был довольно разочарован тем обстоятельством, что в силу совершенно разных исходных позиций нам было несколько трудно вплотную подойти к обсуждению конкретных вопросов. Я повторил ему то, что я сказал Гитлеру, а именно, что мы не хотим и никогда не хотели твердо придерживаться сложившегося в настоящее время мирового порядка, но мы заинтересованы в достижении разумных решений по этим общим вопросам, которые не повлекут за собой серьезных последствий. По этой причине мы хотим обсудить все эти моменты с ними в полном объеме. Геринг (впоследствии я узнал, что ему было известно о сути моей беседы с Гитлером через Шмидта и что его Г разговор со мной был санкционирован Гитлером) несколько раз повторил, что ему нравится идея проведения встречи четырех западных держав, но он не уверен в том, что их объединенные усилия будут достаточными для достижения разумного решения по всем вопросам. Они предпочтут заключить самостоятельные соглашения непосредственно с заинтересованными сторонами, и, по их мнению, это – наилучший выход. Я сказал, что, конечно, у нас нет никакого желания блокировать соглашения, которые они могут заключить в любом районе мира, но мы за то, чтобы рассмотрение одного из этих вопросов не повлекло за собой опасные последствия, которые трудно предсказать. Что касается колоний, то, по его словам, проблема колоний представляется ему единственным существующим между нами спорным вопросом. Он с достаточным оптимизмом высказал мнение о возможности без особого труда решить проблемы, если признать, что единственными имеющимися у нас колониями являются Того, Камерун и Танганьика, и признать особые трудности, с которыми мы сталкиваемся в отношении последней. Я сказал ему, что ведение переговоров не входит в мою компетенцию и он не должен ожидать услышать от меня больше того, что данный вопрос является весьма трудным и относится к числу вопросов, которые никакое правительство Великобритании никогда не сможет рассматривать изолированно. В конечном итоге он резюмировал, что очень рад моему приезду: по его мнению, визит оказался полезным, теперь мы должны продолжить обсуждение вопросов, используя дипломатические каналы, однако он выразил надежду, что последующий обмен мнениями позволит проводить более подробные беседы между британскими и германскими представителями; он выразил оптимизм в отношении достижения нами полного взаимопонимания.

Как он сказал, для нас остается открытым единственный вопрос – это вопрос о колониях, но даже при всем при этом он не может представить себе обстоятельства, при которых Германия и Англия снова были бы вовлечены в конфликт. Если две высшие расы мира будут настолько безумны, что станут воевать, то это будет катастрофой. Как он сказал, он рад существованию Британской империи, которая, по его мнению, оказывает сильное стабилизирующее влияние на весь мир, – и, с его точки зрения, мы со своей стороны не должны возражать против признания за Германией права иметь особые сферы влияния в тех частях мира, которые имеют жизненно важное значение для ее интересов и благополучия. На это я ответил, что я также надеюсь на возможность нашего успеха в установлении тесных и дружественных отношений. Что же касается конкретных вопросов, которые он мог иметь в виду, когда говорил о сферах влияния, то у нас нет никакого желания вмешиваться в дела, не имеющие для нас первостепенного значения. Однако я повторил, что для нас действительно имеет значение то, чтобы никакие шаги, предпринятые в каком-либо районе мира, не вызвали опасную для нас всех реакцию. На это он мне посоветовал не думать о том, что будет пролита «хоть одна капля немецкой крови», если немцы не будут вынуждены пойти на это.