Очевидно, что он имел в виду веймарский режим и отстаивал свое право на революцию – придя к власти, Гитлер заговорит совсем по-другому. Что касается средств борьбы, то он не скрывал своей решимости прибегнуть к любым из них:
«Борьба будет вестись «легальными» средствами лишь до тех пор, пока правительство держится легальных рамок, но движение не испугается и нелегальных средств борьбы, раз угнетатели народа также прибегают к ним».
Еще нагляднее программный характер его высказываний о государстве проявляется во второй книге. Прежде всего Гитлер указывает на то, что «буржуазный мир ныне под словом «государство» разумеет совершенно различные вещи, что единообразного определения понятия «государство» нет среди них самих, да и быть не может». Затем указывает на существование трех концепций государства. Сторонники первой считают: «Раз перед нами факт существования такого-то государства, то уже одного этого достаточно, чтобы данное государство считать священным и неприкосновенным». Чтобы подкрепить эту нелепую идею, на первый план выдвигают собачью преданность так называемой идее «государственного авторитета». По мановению палочки эти люди превращают простое средство в самостоятельную цель. По их мнению, оказывается, что не государство существует для того, чтобы служить людям, а люди существуют для того, чтобы бить земные поклоны перед авторитетом государства, включая сюда самого последнего чинушу, тоже воплощающего этот «авторитет». Гитлер решительно не согласен с этим подходом, предполагающим «обожествление» государства.
Ко второй группе он относит тех, для кого «государственная власть не является единственной и исключительной целью существования государства. Они выдвигают сверх того еще критерий благополучия подданных». Сторонники этой концепции принадлежат к средней буржуазии и ратуют за либеральную демократию.
Наконец, представители третьей группы, наименее многочисленные из всех, видят в государстве уже «средство к завоеванию определенных политических позиций для народа, объединенного одним языком и являющегося главным носителем государственной идеи». Их ошибка в том, что они уповают на язык, через влияние которого «рассчитывают добиться расширения территории и увеличения политической власти своего государства». Это в корне неверно, потому что «народность или, лучше сказать, раса определяется не общностью языка, а общностью крови». Для этой третьей группы «государство тоже до известной степени является еще самоцелью; в сохранении данного государства группа эта тоже видит высшую задачу человеческого бытия».
«Самые крайние логические выводы из этих неверных взглядов на сущность и цель государства, – продолжает он, – сумел сделать еврей Карл Маркс. Буржуазный мир сам своими руками оторвал идею государства от идеи расы и только открыл этим ворота тому учению, которое отрицает уже само государство как таковое». И Гитлер делает вывод: «Вот почему первейшей обязанностью нашего движения, покоящегося на общенародническом миросозерцании, является забота о том, чтобы было создано наконец единство взглядов на цель и сущность государства. Правильный принципиальный взгляд на государство заключается в том, что государство является не целью, а средством к цели».
Позже, в 1930 году, во время суда над тремя офицерами рейхсвера, симпатизировавшими партии Гитлера, он заявил: «Когда мы получим на то конституционное право, мы придадим государству ту форму, какую сочтем необходимой».
Разумеется, под «необходимой формой» он имел в виду отнюдь не парламентский строй. По его мнению, у парламентаризма четыре главных недостатка: принцип большинства, политика ростовщичества, плюрализм и демократия как форма власти капитала и выражение упадка и слабости.
Нападая на принцип большинства, он не скрывал своего презрения к массам и превозносил роль активного меньшинства, особенно – роль отдельной личности: «Масса есть собрание посредственностей. Сто слепцов не стоят одного провидца, тысяча трусов – одного героя, сто тысяч парламентариев – одного государственного деятеля».
Кроме того, Гитлер разоблачал продажность парламентариев и их зависимость от лобби. Добившись власти, он планировал установить независимость государственных чиновников и членов партии от экономических факторов.
Придя к власти, Гитлер по-прежнему продолжал бичевать парламентскую демократию как «один из самых ярких симптомов упадка человечества». 15 января 1936 года он похвалялся: «Мы побили наших соперников-демократов на их собственном поле».